Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой - [185]
Специфическое поведение Козловского перед публикой осталось на пленке благодаря режиссеру Николаю Губенко, снявшему в 1984 году фильм «И жизнь, и слезы, и любовь», где Иван Семенович — камео — выступает на концерте в доме престарелых. Там он еще разошелся не в полную силу. Заискивание перед зрителями во время спектаклей тем не менее провоцировало еще больший интерес и к нему, и к Большому театру, особенно в те дни, когда в афишах объявлялось имя певца. Правда, Иван Семенович, как мы помним, разрешал себе на правах непререкаемого авторитета (с которым считался сам Голованов) отменять свои выступления за несколько часов до спектакля. И тогда купившие билеты его «сырихи» оставались ни с чем. Но большая часть звездных солистов себе такого не позволяла. Например, Галина Вишневская, составившая групповой портрет своих поклонников:
«Среди моих поклонников, кроме молодежи, было немало мужчин и женщин среднего возраста. Некоторые стали моими друзьями, и я в течение многих лет наблюдала их жизнь. Работают они учителями, лаборантами, инженерами, техниками — в общем, наша советская интеллигенция. Уходят на работу в семь-восемь утра, возвращаются в пять-шесть вечера. В большинстве — неженатые, незамужние, детей нет. Чаще всего живут в коммунальных квартирах, получают зарплату 90–120 рублей в месяц. Как же они при такой нищенской жизни должны удовлетворять свои духовные запросы? Если они любят искусство — это их спасение: жизнь приобретает смысл. В театре они находят свой идеал. Во время спектакля вместе с любимым артистом можно на несколько часов уйти в другой мир — и они ждут этого дня, как праздника. Все неприятности и радости артиста они переживают как свои собственные, и после успешного представления они — самые счастливые люди на земле. А на другой день, придя на работу, можно не видеть, не замечать всей серости ужасающе однообразной жизни, а вспоминать и мечтать. Но ведь при нищенской месячной зарплате в 90 рублей нужно каждый день есть, ежемесячно платить за квартиру, за лекарства, если заболеешь, хочется купить книги, женщине — пойти в парикмахерскую, да просто туфли и платье купить хоть раз в два года. А пара обуви стоит 50–60 рублей, килограмм кофе — 20. Но они готовы остаться без всего, но купить билет в театр. Они готовятся к спектаклям не меньше артиста. Перезваниваются между собою, справляясь о его здоровье, и, если он себя плохо чувствует, они страдают больше его самого, потому что тот просто не будет петь, а для них это трагедия, так как они в этот вечер не услышат своего кумира.
У меня были поклонники, которые приезжали на мои спектакли из других городов. Бывало, чувствую недомогание, не хочу петь, но я знаю, что сегодня одна из них прилетела в Москву, истратив на самолет свои последние гроши, и, отказав себе в обеде, купила мне цветы… И я вылезаю из постели, заставляю себя собраться и иду петь для нее спектакль. Если бы не было таких вот поклонников, на спектаклях Большого театра была бы мертвая атмосфера. Это наша настоящая публика. Они знают артистов, знают репертуар, не пропускают ни одного спектакля с участием своего любимца. Они с полной эмоциональной отдачей воспринимают и переживают происходящее на сцене, аплодируют любимым певцам, увлекая за собой сидящих рядом, стараются создать нужную для вдохновения артиста атмосферу, чтобы ему захотелось петь. Да и просто в некоторых местах оперы необходима минута времени, чтобы сбросить усталость, успокоить дыхание. Если не придет на спектакль несколько десятков поклонников, даже у первейших солистов успеха не будет. Артисты и оперы, и балета это очень хорошо знают, и каждый об этом заботится — заказывает в кассе своим поклонникам билеты».
Скажем спасибо Галине Павловне за теплые слова — даже более теплые, чем те, что адресовала она многим своим коллегам по театру, ни один из которых не нашел в себе смелости проводить ее в аэропорту Шереметьево в 1974 году, помахать синим платочком вослед уносящему «Вишню» белоснежному лайнеру с надеждой, что больше она уже не вернется в Большой театр. А вот поклонники пришли и в квартиру в Брюсовом переулке, и в аэропорт. Хотя один тенор все же заявился — показать освобождающуюся жилплощадь знакомому генералу. Не случайно Вишневская признаётся: «Поклонники очень близки артисту, потому что пришли в его мир через его искусство. Оно им необходимо. И часто певец находит в них сочувствие и понимание своего творчества даже больше, чем в своей собственной семье». А с некоторыми отважными поклонниками певица даже переписывалась, уже будучи лишенной советского паспорта.
Отдавал должное своим болельщикам Владимир Атлантов, выходя после спектакля из подъезда, где его встречала толпа зрителей, немало которых приезжало всего лишь на один вечер из Ленинграда услышать и увидеть любимого тенора: «В любой мороз. Боже мой, в эти московские морозы! Люди стояли. Конечно, это и умиляло, и волновало, естественно. Я был безумно признателен этим людям, я ценил их, так сказать, стойкость, проявленную по отношению ко мне. И всегда казалось мне, что я этого не стою». Вместе с тем певцу был противен деловой подход к организации собственного успеха и заискиванию перед зрителями: «Публика везде публика. Когда ты поешь так, как следует петь, везде творится то же самое: те же крики, и топот, и ор… Единственное, что я не покупал себе, так это успех. Никогда! Кстати, по поводу криков “браво” в Большом театре. Я знаю, как артисты покупали их. В театре общеизвестно, кто этим занимался. Этого не спрячешь, потому что люди знают, кто как поет. Я не представляю, до какой степени нужно низко пасть, чтобы покупать себе аплодисменты!»
