Повесы небес - [11]

— Сказать по правде, Джек, это самый лучший медовый месяц, который у меня был.

— Разве ты был женат когда-нибудь раньше?

— Нет. Никогда до этого.

Ред никогда не принадлежал к тем, кто обременяет других своими проблемами, и к его зрелости добавился опыт, приобретенный в Джексоне, но оплошности все же случались.

Когда он возвращал автомобиль в агентство проката, я сопровождал его в папином автомобиле, чтобы забрать Реда назад на ферму. Он ни разу не предложил остановиться у бара, и не расспрашивал об имеющихся в Джексон Гэп салонах развлечений. Я похвалил его за праведность.

— Тетя Сельмы, Этель Берта очень строга к этим вещам. Она враждебно настроена против выпивки и курения. Как-то вечером она застала меня в дровянике за курением сигары и мне здорово досталось. Знаешь, Джек, я терпим к вам, реформаторам.[30] Но совсем ни к чему быть осыпанным проклятиями за курение женщиной, нюхающей табак.

— Разве Сельма не отстояла твое право на курение?

— Ну, из-за Сельмы я и курил в дровянике. Мой маленький ангел не хотел, чтобы я осквернял воздух в нашей спальне табачным дымом.

Хотя Ред был необычайно молчалив те несколько дней, которые провел с нами, но Мама полюбила его. Он отказался от перепелиной охоты и проводил утренние часы с Мамой, просматривая "Ловушки любви", "Жизнь может быть золотой" и "Печаль и великолепье". Оказалось, тетушка Этель, Берта и Сельма не одобряли телевидение, потому что там показывали танцующих женщин с голыми ногами. Ред не смотрел "мыльных опер" свыше пяти месяцев.

Когда Папа отвозил нас на аэродром в Монтгомери, откуда летал самолет в Мэнден, Ред, внимательно смотревший в окно автомобиля, лениво сказал:

— Джек, теперь я понимаю, почему здесь так много мулатов.

В самолете, по дороге в Мэнден, я размышлял о предстоящем старте со спокойствием человека, чья судьба находится в чужих руках. Так же был настроен и Ред. После свадьбы и морали, царящей в Джексоне, пространство не представляло для Реда никакой опасности.

Мы стартовали с Мэнденского космодрома около полуночи, третьего января. Ред привязал своего зеленого эльфа над панелью с приборами и громко произнес пару слов, обращенных к деве Марии, в то время, как я мысленно беседовал с Иисусом. Так как из-за высшей учебной степени, я был назначен командиром корабля, я приказал Реду включить связь.

Ночь была безлунная. От холода воздух казался хрустальным. Вокруг простиралась бескрайняя белая равнина, покрытая сводом звезд. Над нами, как бы открывая окно к Линксу, медленно склонялась к горизонту Кассиопея. Мы исполнили ритуальный рефрен запуска:

— Питание?

— Питание включено.

— Опоры?

— Опоры освобождены.

— Бортовые люки?

— Бортовые люки закрыты.

— Включить зажигание подушек!

— Есть зажигание подушек.

— Начать отсчет!

Лицо Реда, подсвечиваемое сиянием панельных лампочек, выражало радость, когда он громко повторял появляющиеся на табло числа.

— … четыре, три, два, один… нуль. Вот и все.

Яркие вспышки реактивных струй стартовых подушек, отражаясь от снега, пригасили звезды, когда корабль заскрипел от стартовых перегрузок и нас вдавило в кресла. Корабль поднимался и одновременно во мне поднималось и ширилось чувство целеустремленности.

— Отстрелить подушки!

По кораблю прошла волна дрожи- это после отстрела стартовых подушек включились основные двигатели, и шелест их пульсации ораторией зазвучал во всем моем существе.

— Три градуса слева по носу — Цефей,[31] капитан, — выпевал Ред. — Линкс на курсе.

Наблюдая, как за кормой проплывает Уран, я осознал, что мой собственный курс, хотя и не занесенный в корабельный курсопрокладчик, ясно пролег в сознании, словно он был начертан на звездной карте, распростертой передо мной.

Как только золотой цвет звезд сменился фиолетовым и чернота перед кораблем засеребрилась, и как только наш вес стабилизировался постоянным ускорением 1 g, Ред повернулся и спросил:

— Ну, Джек, мой мальчик, как насчет того, чтобы врезать по баночке яванского?[32]

— Неплохо придумано, — отозвался я.

Пастбища космической пустоты настолько обширны, что блеяние одной овцы теряется в их бесконечности. Тогда мне еще не было дано знать, что мой голос будет усилен и подкреплен самыми неподобающими путями. В своей экзальтации и гордыне, я не смог предвидеть — да и кто бы мог предполагать — что парень, который выбирался из кресла рядом со мной, в один прекрасный момент станет богом в далекой галактике.

Глава третья

Время сжимается при приближении скорости корабля к скорости света и прерывает свой ход у барьера Минковского, но возникающий при этом разрыв надо чем-то заполнять. Для меня вход в одномерный пространственный континуум означает созерцание, чтение священного писания, молитвы и изучение Устава Флота. Ред выбрал четырех всадников романтической поэзии: Китса, Шелли, Йитса и Фрейза; переслушивает "мыльные оперы", записанные в блоках памяти, и перечитывает Устав Флота.

Ред мало рассказывал о свадьбе и в нечастых упоминаниях о Сельме называл ее "мой ангелочек". Однако, этот термин выражения нежности вызывал в моем сознании определенные подозрения. Однажды я попытался втянуть его в дискуссию о христианской концепции рая, но он отказался от обсуждения этой темы.