Повести - [68]

— Если же вас действительно преследуют, и так настойчиво, то я могу порекомендовать вам одно учреждение, где вам, вероятно, смогут помочь. — И с этими словами комиссар протянул инженеру желтую визитную карточку с красивой змеевидной виньеткой по краю. На карточке был указан адрес клиники Эйгена Блейлера.

От чувства безысходности Берцеллиусу сделалось дурно, и, выйдя из участка, он схватился за стену дома. Ждать помощи было не от кого: куда ни подайся, его всюду примут за сумасшедшего, и это прекрасно учла германская разведка. Мостовая плыла у Берцеллиуса под ногами, стены домов угрожающе надвинулись, как в старом фильме про кабинет доктора Калигари, и, казалось, даже улица теперь ополчилась против него. Подошла женщина, нищенка в рваном жакете и безобразной шляпе с приколотым букетиком грязных искусственных цветов, осторожно тронула за руку, спросила, может ли она помочь. Но мелькнуло в серых глазах что–то знакомое, зендеровское, и, отпрянув, Берцеллиус торопливо зашагал прочь. Последовал беспорядочный размен переулков, мелькнули закрытые ставни какой–то лавки, как вдруг налетело за углом дома что–то плотное, темное, шерстяное. Молодой господин в шевиотовом пальто извинился и с галантерейной улыбкой приподнял над головой шляпу, и снова обожгло пристальным насмешливым взглядом, тенью гадкой усмешки, виденной когда–то в цюрихском кафе. Объятый ужасом, Берцеллиус дернулся и побежал, и бежал долго, путая повороты и не узнавая улиц, тщетно пытаясь спастись от заполонивших город химер. Еще дважды он сталкивался с призраком капитана, его плохой, но все же узнаваемой копией, пока не свернул в безлюдный проулок и, задыхаясь, не припал к холодной стене, загнанный, весь обращенный в одно большое, безумно рвущееся из груди сердце. В проулке пахло мокрым булыжником и кислой капустой. Копалась в мусорном ящике с откидной крышкой серая кошка, вторая, чуть поменьше, рыжая в светлую полоску, сидела внизу и противно мяукала, требуя уступить ей место. Лицо инженера покрылось испариной, рука, вслепую тычась в пуговицы пальто, потянулась в карман за платком. Воображение еще мчалось куда–то во весь опор, и уже чудилось Берцеллиусу, что подлая голова в хомбурге ухмыляется ему отовсюду: из раструба водосточной трубы, из решетки канализационного люка, из мусорного ящика с перископом торчащего из него кошачьего хвоста. Но тут что–то шершавое ткнулось в лицо вместо платка, и жуткий мираж на мгновение отступил. Открыв глаза, Берцеллиус увидел вчетверо сложенный бумажный лист. Это был план его «Антипода», некогда набросанный в полумраке далекой университетской лаборатории. Учуяв что–то повкуснее, серая кошка нырнула на самое дно ящика, и ворвавшийся в проулок ветер громко захлопнул за ней крышку. Сердце Берцеллиуса радостно стукнуло. Воровато оглядевшись по сторонам, он сунул бумагу обратно в карман и бросился на рю Ориенталь.

* * *

На следующее утро Берцеллиус зашел в магазин туристических товаров, купил палатку, спальный мешок, лопату, брезентовый охотничий костюм защитного цвета и отправился на склон Эдельберга.

Поднявшись к месту, где раньше находилась строительная площадка, он поставил палатку, прикинул на глаз, где находится люк, и принялся за работу. Задачу инженеру облегчало то обстоятельство, что полностью откапывать «Антипод» было не нужно: достаточно было добраться до входа в кабину и проникнуть внутрь, а дальше машина пошла бы своим ходом.

Слежавшийся снег копался тяжело, но мысль о скором избавлении придавала Берцеллиусу сил. После эпизода с Зендерсом на рю де Сельт он окончательно убедился в том, что немцы не оставят его в покое. Они будут и дальше сужать вокруг него свои невидимые круги, до тех пор, пока не сведут с ума или не принудят, наконец, к сдаче. Нужно было бежать, и бежать скорее, но здесь, в мире завербованных консьержей и подкупленных старух, беглецу негде было укрыться. Германская агентура находилась повсюду, и даже в Южной Америке или на Берегу слоновой кости его могли достать щупальца этого хищного спрута. Земля находилась во власти марионеток, за каждым столбом поджидал пронырливый шпик, и Берцеллиусу не оставалось ничего другого, как спастись от зла под землей, в царстве милосердного Тартара. Ведь если нацистский луч не смог достать его в подвале на рю Ориенталь, то там, в тысячеверстной бездне, немцы и вовсе потеряют его след, и посрамленный спрут отступит, волоча прочь от Эдельберга свое грузное непотребное тело.

Берцеллиус был даже благодарен своим преследователям, ибо они подтолкнули его к тому, что он мог и должен был сделать значительно раньше, но на что без внешнего толчка никогда не решился бы. Все эти месяцы он жил бок о бок со своей машиной и мог в любой момент вернуть ее себе, тайно увести со склона Эдельберга в подземное странствие, но, покорный судьбе и человеческому закону, ни разу об этом не подумал. Теперь же, благодаря вмешательству немцев, безумная, даже преступная в других обстоятельствах мысль о похищении «Антипода» становилась не только разумной, но и законной, веско оправданной самим роком. После долгой разлуки Берцеллиус мог, наконец, воссоединиться со своим детищем и навсегда покинуть отвергнувший его мир — покинуть без сожаления и оглядки, ибо здесь его больше ничто не держало. Все нити, связывающие его с миром, были оборваны, все швартовы отданы, и оставалось лишь освободить подземное судно из снежной неволи, чтобы отбыть, наконец, на поиски иных, не подвластных злу берегов. Близость этой минуты приводила инженера в радостное возбуждение, сходное с тем, что некогда владело им на строительной площадке, и он работал страстно, самозабвенно, не чувствуя ни бремени лет, ни даже страха, что еще недавно гнал его по лабиринту граньерских улиц.