Повести. Пьесы - [20]

— Наконец-то заело, — сказала она и заулыбалась.

— Да бродяги, если хочешь, — почти крикнул он, — в сто раз нужней таких, как ты!

— Кому это вы нужны? — подначила она.

Но Коля уже взял себя в руки.

Он не мог понять, чего вдруг сорвался. Вроде и обидного не сказала. А хоть бы и сказала? Мало ли за последние годы наслушался? Ну и что? Умному человеку ругань как дождь за окном: прикрой фортку и потягивай себе чаек или пиво…

Он сказал рассудительно:

— Ты вот глупа, и башка у тебя набита чужими мыслями. А ты напрягись. Настоящие бродяги — люди ценные и необходимые. Горький сколько бродил по России? А Джек Лондон по Америке?

— Ты, что ли, Джек Лондон? — с удовольствием поддела она.

Коля на эту мелочь не отвлекся.

— А Колумб кто был? — гнул он свое. — Тот же самый бродяга, только морской. А Ермак Тимофеевич? На диком бреге Иртыша и так далее? Самый настоящий бродяга, да еще и разбойник — местных жителей грабил.

— Прямо! — с издевкой сказала Раиса.

Тут пришли девчонки. Раиса их познакомила, разговор затеялся общий и пустой.

Но Коля был слишком заведен прерванным спором. Он говорил зло и весело, цепляясь в основном к Раисе. Девчонки хихикали. Но Раису это не задевало, скорее наоборот — посматривала на девчонок не без хвастливости.

Она вышла его проводить. Во дворе сели на лавочку. Дерево было сыроватое, Коля снял штормовку и подстелил.

— Ну, чего? — спросила Раиса.

Вопрос был бессмысленный, Коля пожал плечами. На душе у него было сумбурно и муторно: недоспорить все равно что недопить. В последние годы, когда времени стало навалом, не привык он кончать разговоры вот так, на рваной фразе. В вещах посерьезней, наоборот, стал равнодушен и покладист: койку, деньги, а то и женщину уступал легко и без обиды. А вот в спорах был упрям, и порой сам не мог понять, чего в них ищет — истину или просто словесную победу. Хотя, если разобраться, зачем ему истина? И зачем победа?..

Он спросил в лоб, без повода и всякой связи с предыдущим:

— Вот ты, например, зачем живешь?

— Что значит — зачем?

— То и значит.

— Я же работаю.

— Знаю, сварщица. Сварщица живет, чтобы варить. А вот ты, Раиса, — ты зачем?

Она уставилась на него растерянно и глупо. Но потом, видно, поймала узкую суть вопроса, и взгляд вновь стал осмысленным.

— Для себя, что ли? — уточнила она и сморщила лоб.

— Для себя.

— Цель жизни?

— Ну, допустим, цель.

Она усмехнулась, вновь обретя уверенность:

— Так бы и говорил. А то — зачем живешь…

И добавила буднично:

— Сперва надо денег скопить.

— Много?

— Порядком. Для начала — тысячи четыре.

— Машину купишь?

— Прямо!

— А чего?

Она посмотрела на него, оценила, подумала и решила все-таки сказать:

— Дом построю.

Это было не слишком интересно. Но — что делать? — видно, баба всегда баба. Вот хоть и эта: и молода, и романтикой накачана, а все равно лапкой к себе. Сперва ухватить, а там видно будет… Легко и зримо представилось, как лет через десяток Раиса, располневшая, еще более самоуверенная, твердой рукой ведет хозяйство, командно покрикивает на мужа и гоняет по двору выводок детей.

Да, подумал Коля, все по одному кругу ходят…

Из чистой вежливости спросил:

— Где строить думаешь? У себя?

Она мотнула головой:

— Нет. Где-нибудь в хорошем месте. Лучше всего у моря. Но можно в лесу или в горах.

— Вроде дачи?

— Не, дом. Капитальный.

— Это дело, — похвалил Коля голосом, пустым от скуки. — Хозяйством займешься?

— Нужно больно! — сказала Раиса.

— Квартирантов пустишь?

— Еще не хватало!

— А тогда зачем?

Раиса глянула на него с сомнением:

— Трепло небось?

Коля успокоил:

— Этим не отличаюсь. А что, тайна?

— Тайна, не тайна, а лишнего звона не люблю.

— Можешь не опасаться.

— Смотри, — предупредила она, — я тебе как человеку.

— Ладно! — махнул он рукой. — Ты или рассказывай, или голову не морочь.

— Я еще в школе решила, в восьмом классе, — сказала она, — а у меня такой характер: решила — значит, все.

— Ну и чего ты решила?

Она испытующе посмотрела на него:

— Читать любишь?

— А как же! Читать так читать, — ответил Коля. Он не мог понять, куда она клонит.

— Вот и я тоже, — сказала Раиса. — Сейчас не так, а в школе все время читала. Особенно классическую литературу. У нас учительница очень хорошая была.

— И чего она тебе ставила?

— Четыре. Иногда три. Я учила, но память плохая… Так вот, я тогда еще заметила: очень многие выдающиеся люди жили в нищете. Например, Некрасов даже в столовках ел один хлеб.

— Некрасов в карты тысячи выигрывал, — вставил Коля во имя истины.

Раису это не смутило:

— Картами не проживешь, сегодня выиграл, завтра проиграл. А хлеб ел, это и в учебниках написано. Закрывался газетой, чтобы стыдно не было, и ел.

— Ладно, ел, — согласился Коля, — ну и что?

— Даже Пушкин не мог долги отдать, — сказала Раиса. — То же самое Достоевский. Александр Грин уж на что красивый писатель, а был бездомный, скитался всю жизнь.

— Он потом купил дом, — снова вставил Коля, — в Крыму, я ездил. Небольшой, но ничего. Там теперь музей.

— Под старость, может, и купил, — возразила Раиса, — зато всю жизнь пластался, жилы рвал. А американский писатель Эдгар По — его вообще только после смерти признали, умер в крайней нищете.

Она замолчала.