Повести - [20]

— Давай, ребята, еще жарку! — скомандовал механик.

Торопливо зашмыгали лопаты, полетел в топку уголь.

Чубарь вдруг рассмеялся.

— Хватит, хватит, а то перестараетесь и еще погасите!

Ребята опустили лопаты, а Леонид Маркелович сказал вдохновенно и взволнованно:

— Помните, что, хотя у кочегаров работенка и самая черная, кочегары дают пароходу жизнь. И движение его, и голос — все от пара! Он — дух судна. А пар зависит от вас.

Леонид Маркелович, прихрамывая, перешел от машины к иллюминатору, посмотрел в него, с тем же волнением произнес:

— Поплыли берега, поплыли родные!

Потом, обернувшись к ребятам, сказал уже тихо и обыденно:

— С угольком у нас будет плохо, дровами кочегарить придется… Так что, ребята, на данном этапе для нас с нами не только лопата подружкой будет, а пила и топор в ход пойдут…

В иллюминаторах показались дымчатые от наметившейся зелени деревьев Кирилловские холмы, сады Приорки, засинел сосновый лес Пущи-Водицы. А пароход все шел и шел в этот всего лишь пробный рейс, изредка вспугивая своим сиплым гудком притаившуюся на пустынных берегах тишину.

В машинном отделении становилось жарко. Саша и Василь сняли рубашки.

Тельняшки на спинах ребят потемнели от пота, а взмокревшие лбы и лица уже притрусила первая угольная пыль, отчего ребята стали вдруг выглядеть намного старше.

Салаги

Иришка очень волновалась. Поспешно заполняя анкету, она иногда тревожно поглядывала на невозмутимо спокойного инспектора отдела кадров. Девушке все время казалось, что тот передумает и направит ее не на пароход, а в какое-нибудь другое место, ведь рабочие везде были нужны.

Когда она кончила писать, инспектор, поглаживая свою огромную лысину, очень долго, как показалось Иришке, читал ее короткую, на треть тетрадного листа, автобиографию, затем пристально, будто что-то обдумывал и с трудом решил, посмотрел на Иришку и наконец сказал:

— Ну, все. Иди.

Иришка поднялась, постояла в нерешительности и, сдерживая волнение, спросила:

— А куда идти?

— Как «куда»? — удивился тот. — Пойдешь на «Осипенко».

Это было сказано деловито и очень обыденно. Но для Иришки слова инспектора прозвучали как музыка.

И Саша в этот день волновался не меньше. Если бы можно было хоть на короткое время остановить пароход, Саша побежал бы встречать Иришку, ему все казалось, что ее долго нет, и тоже не раз уже думалось: «А вдруг не примут, пошлют на «Крупскую» или еще куда-нибудь?» Но оставлять пароход нельзя было — дисциплина.

Ожидая, Саша не мог не спросить у появившегося на палубе Любина, точно ли Стрельченко направят на «Осипенко». И когда Любин, усмехнувшись, еще раз заверил, что именно сюда ее направят, что он говорил об этом с самим начальником отдела кадров, паренек немного успокоился. Правда, он все еще прохаживался по палубе, посматривал на берег. Время тянулось неимоверно медленно.

Саше очень хотелось, чтобы в тот момент, когда Иришка подойдет к трапу, никого вблизи не было. Он протянет ей руку, поможет взойти на пароход.

Палуба была почти все время безлюдной. Все заняты делом — подготовкой к рейсу, никто праздно не бродил по пароходу. Лишь иногда кто-нибудь из команды появлялся на миг и тут же уходил в каюту или спускался в трюм. Только Саша, свободный от вахты, нетерпеливо поглядывал на берег, ждал — вот-вот появится она, и все произойдет так, как он хотел.

Но все вышло несколько по-иному. Из-за разрушенных портовых построек появилась группа людей: Василь, боцман Божко, кок Тоня Задворная. Они ходили получать продукты на дорогу и сейчас возвращались, нагруженные корзинами и мешками. Рядом шло четверо новичков — двое ребят, незнакомая женщина и Иришка. В руках она, как и все, несла корзину, а за плечами вещмешок, видимо, нелегкий, потому что, идя, девушка сильно сутулилась от тяжести.

Иришка сразу же узнала Сашу. Едва увидела его на пароходе, заулыбалась радостно, помахала свободной рукой.

— Принимай салаг и знакомься! — поднимаясь по трапу, важно, по-хозяйски сказал Василь и тут же, придерживая на плече одной рукой мешок, в котором угадывались буханки хлеба, другой галантно подхватил под руку Иришку, кивнул на Сашу, сказал ей: — Мой напарник, Саша Боровой.

— А мы знакомы, — ответила Иришка.

Василь едва не уронил корзину от удивления. Но Саша сделал вид, что не заметил замешательства товарища. Женщину, поступившую, как и Иришка, на пароход, звали тетей Симой. Ей было за сорок. Приземистая, полноватая, с необычно пунцовыми щеками и тонким, неестественно белым, словно припудренным носом. Парни оказались теми самыми близнецами Федей и Петькой, которых привел с собой Василь. Они хотя и были очень похожи — длиннолицые, зеленоглазые, но Федя успел вырасти за свои пятнадцать лет выше Петьки на целых полголовы. Оба с уважением и даже некоторой завистью посмотрели на Сашу, постояли, помялись и пошли вслед за боцманом Божко и коком Тоней на камбуз, поправляя на плечах вещмешки с продуктами.

Иришка тоже пошла на камбуз и взглянула на Сашу с очень знакомой, благодарной улыбкой. Будто теплым ветерком обдало Сашу.

— Кочегар Боровой, — послышался голос Чубаря, — время на вахту!

— Есть, на вахту! — четко, по-военному ответил Саша и побежал к люку машинного отделения. Это была его первая самостоятельная вахта. Но, уже привыкнув за короткое время к кочегарке, к топкам, к пароходу и его экипажу, Саша чувствовал себя так, словно плавал всю жизнь.