Повести о чекистах - [48]

— Не заметил, Федя, — признался Николай. — Только ведь мы с тобой тоже не лыком шиты, а?

— Лыком? — Федор все еще с сердитой недоверчивостью обмеривал глазами незнакомого доселе человека. — Да вроде бы и не лыком, — согласился наконец. — Но-о! — придал резвости своей лошадке.

— Так, так, — заговорил князь Николай Павлович, когда Федор рассказал ему о той встрече. — Вернулся, значит, начальничек? А ведь вы могли их обоих и шлепнуть.

— Как пташек. У Хорьков здорово руки чесались на это, да я им запретил. Успеем, когда надо. Поглядеть на него еще… Пристукнешь одного — отряд пришлют. Из леса тогда не вылезешь.

— Вот это ты умно. С прежним-то ведь можно было ладить. Волк и тот овец не режет возле логова, зверь, а соображает. А мы, Феденька, такие же волки. А этот, как его?..

— Журлов.

— Видать по всему, не овца, а? Говоришь, из себя видный?

— Здоро-ов, таких бабы любят.

— Ну что ж, шерше ля фам.

— Чего это?

— По-французски я. В переводе примерно: «Ищи ему бабу». — Князь в душе посмеялся над собеседником и продолжал назидательно: — Нет такого мужчины, Федор, который бы не споткнулся на женщине.

— Французы, они не дураки, — согласился с этим Козобродов, — подумаем после об этом. А слышьте-ка, Николай Павлович, а как вы сами-то понимаете нашу дальнейшую жизнь? И для чего нам этот вариант?

— Максимальный вариант, Федя? — князь выдержал паузу. — А это значит еще лишь раз сделать игру, настоящую, по-крупному, и поставить точку. Завязать, скажу проще. Но на кону должно быть прилично. И не одни бумажки, но и золотишко, и бриллиантики. Вот какой куш нам надо сорвать! А потом двинем мы с тобой, друг мой Федор, и не угадаешь куда… Ха-ароший есть город, круглый год лето. Совсем другая жизнь. Там тоже совдепия, но порядки еще не те.

— Это где же такой город-то есть? — спросил с большим сомнением Козобродов.

— В Средней Азии, Федор, — ответил князь. — Ташкент называется. Был я там, знаю.

— А что, Николай Павлович, здесь-то навеки, что ли, власть-то Советская? — Царь ночи аж рот приоткрыл в ожидании ответа на вопрос, который уже не один год саднил ему сердце и голову.

— Во всяком случае, — ответил ему на это князь, — скажу тебе, Федор, что думаю: не от нас теперь это будет зависеть. Только Европа и Америка, при условии, что объединят свои силы, смогут свалить ее. Да они-то как раз, видать, еще и не уразумели, какая им это зараза — большевизм российский. О мошне своей только и заботы! — Князь не на шутку расстроился. — Есть такая книжка, Федор, — раздумчиво продолжал он, — «Капитал». Ее один очень мудрый человек написал, так он их в ней, этих капиталистов, донага раздел, всю суть их гнилую показал. У них корабль идет ко дну, а они за копейку душат друг друга. Вот и гадай, Федор, когда на них просветление сойдет и уразумеют они наконец, что им спасать себя надо, а не о прибылях думать.

— В таком разе, Николай Павлович, пока суд да дело, нам самим о себе надо бы позаботиться. Я так вас понял?

— Абсолютно верно, — похвалил Козобродова князь. Хватит нам подставлять себя. Рискнем последний, может, раз, а потом и побережем свои умные головы, они нам еще пригодятся. Рано или поздно, а спохватятся же там! Ну пять, десять лет — максимум, а там, я так мыслю, грянет очень большая война. Кровушки прольется море! Но исход ее будет в нашу пользу… Хотелось бы дожить. А на сегодняшний день расстановка сил в мире…

— Погодите-ка, Николай Павлович, — позволил себе приземлить князя из высоких сфер политики Козобродов, — а о каком это варианте вы мне толковали? Банк, что ли, взять в С—ве? Так ведь для этого квалификация особая нужна. Банк не поезд, его на «гоп-стоп» не возьмешь.

Нет, какое это все-таки наказание для русского интеллигента — вынужденное общение с такими вот конкретно мыслящими людишками. В последнее время князь испытывал истинный голод по умному, образованному собеседнику, чтобы выговориться наконец, подискутировать, убедить себя, убедить других, сломить, если нужно, силой логики ума чью-то чужую убежденность. Но только бы не этих вот убогих лесных татей уму-разуму учить. На «гоп-стоп»! Да ведомо ли ему, дураку, такое понятие, как «экспроприация»? Нашел, вишь, себе напарника: его, князя, в шайку свою зачислил! Все эти мысли как-то разом прокружились в голове, вызывая обиду и острое желание опрокинуть в себя хорошую дозу спиртного. И последнее князь исполнил. Эх! Утоли мои печали! Горькая, обжигающая влага разом смыла с души все, что дела некасаемо, и помогла Разумовскому без дальнейших отвлечений перейти на конкретные размышления.

— Так вот, Федор, есть у меня план. — Николай Павлович заговорил тоном, каким и положено говорить руководителю, когда он ставит серьезную задачу. — Разработано мною все, до деталей, тебе только исполнять. Но нужны надежные люди, и число их надо свести до минимума, чтобы большую часть того, что возьмем, оставить себе.

— Да ежели мы с вами, князь, в Ташкент подадимся, — Козобродов посмотрел на Разумовского хитрым глазом, — тогда зачем нам и делиться с кем-то, все себе оставить надо. Только и об этом хорошенько подумайте, Николай Павлович.