Повести о чекистах - [18]

— Ты чего так вырядился? — спросил Щербинин.

— Я всегда так одеваюсь. Рабочая форма у меня в кабинете. Павел Игнатьевич, разрешите, а? — упрашивал Сарычев.

— Ты о чем?

— Да все о разведывательном полете.

— Вопрос решен. Ну, пока!

Длинноногий полковник, шагая через две ступеньки, поднимался на второй этаж. Сарычев с недоумением смотрел ему вслед: первый раз видел начальника не в духе.

Огорченный отказом, Сарычев вернулся к себе, пригласил заместителя.

— Товарищ Корнеев, кто составлял список для разведывательного полета? — спросил Сарычев, хмуря брови и опуская взгляд.

— Команду дал полковник Щербинин, а составлял я: вы были в отъезде.

— А почему ты не включил в список себя и меня?

— Я рассудил так: у нас с вами летного времени в избытке, пусть молодежь испытает себя.

Сарычев с недоумением посмотрел на заместителя, должно быть, хотел что-то сказать, но воздержался.

Чем больше Сарычев задумывался над отказом, тем тревожнее становилось на душе. «Уж не перегнул ли я палку? — думал он. — Какая муха укусила Павла Игнатьевича? Никогда не перечил, и вдруг такой категорический отказ».

Едва он ступил через порог, Евдокия Никифоровна тут же заметила, что муж расстроен.

— Ты чего такой хмурый? — спросила она, когда Сарычев помыл руки и сел за стол.

— Что-то тревожно на душе.

— Степа, что с тобою? Давно вижу, что-то тебя мучает…

— Надоело все! Может, в запас уйти? Купим домик где-нибудь на берегу моря, будем доживать потихоньку.

— Да ты что, с ума спятил? В сорок два года на пенсию!

— А чего? Выслуга и летное время есть.

— Ты еще папаху должен получить. — Евдокия Никифоровна погладила его по волосам, как ребенка.

— Зачем она мне? В гроб ее не положишь.

— Хватит болтать! — рассердилась жена. — Поссорился с кем-то и распустил нюни.

Сарычев безнадежно махнул рукой и принялся за ужин. Он понимал, что его преступный контакт с Гроттом не кончится добром, и не раз подумывал: уйти на пенсию, затеряться, плюнуть на все и жить спокойно.

Как-то вечером, идя по поселку, я увидел машинистку штаба Зинаиду Петровну, выпорхнувшую из дома Сарычевых.

— Зиночка, добрый вечер! Откуда ты?

— От Сарычевых.

— Кто такие Сарычевы?

— Он командир авиаэскадрильи, а жена не работает.

— И давно ты знакома с ними?

— Давно. Евдокия Никифоровна — очень приветливая женщина, гостеприимная.

Зинаида Петровна пошла рядом.

— Скучаешь? — спросила она, тоже переходя на «ты».

— Скучаю, конечно, но с тобою всегда рад поболтать… А Сарычева как звать?

— Степан Ильич. Он сам-то не очень любезен, только когда выпьет, любит поговорить о Японии.

— О Японии? И чего же он рассказывает?

— О японцах, о храмах Токио… Сегодня рассказал интересную историю. В Японии Степан Ильич встретил одного русского старика, попавшего в плен к японцам в пятом году. Говорит, там его сажали в тюрьму, как русского шпиона, а у нас сына арестовывали, как японского шпиона. Забавная история, правда?

— Была бы забавной, если бы не была столь грустной… Наверное, японских вещей у них полно?

— Евдокия Никифоровна говорит, что они обеспечили себя и детей до конца жизни.

— Очевидно, японский радиоприемник у них, фотоаппарат? Я ведь увлекаюсь радиоделом и фотографией, — добавил я, чтобы как-то оправдать свой интерес.

— Может быть, но я не видела ни приемника, ни фотоаппарата.

— И часто ты бываешь у Сарычевых?

— Часто. Ну и хитрый же ты, Максим! — рассмеялась Зинаида Петровна. — Каждый день бываю, пока Евдокия Никифоровна здесь.

— А что, она не всегда дома?

— Она постоянно живет с детьми в Омске, только изредка приезжает сюда. Жаль, в субботу она уже уезжает.

— Одна?

— Нет, Степан Ильич проводит ее… А твоя жена не боится отпускать от себя молодого мужа?

— Нет, она знает, я человек морально устойчивый, — отшутился я и распрощался с Зинаидой Петровной.

8

О предполагаемой поездке Сарычева в Омск я доложил начальнику отдела и высказал предложение поехать туда и мне.

— Он же знает вас как сотрудника Особого отдела! — усомнился Павлов:

— Пусть знает. Мало ли кто случайно оказывается попутчиком? Если даже спросит, скажу, еду в институт сдавать экзамены.

— Хорошо, готовьтесь. Перед отъездом обсудим детали.

В субботу рано утром двадцатиместный служебный автобус отошел от проходной войсковой части. Сарычев и его жена устроились на передних сиденьях. Я сел подальше; когда проходил мимо них, поздоровался, Сарычев молча пожал мне руку.

Сначала пассажиры живо переговаривались между собою, а потом от жары и тряски притихли, стали дремать. Сарычев и его жена склонились головой друг к другу.

Расстояние в двести километров старенький автобус преодолел лишь за пять с половиной часов. В машине было душно. Горячий ветер из открытых окон не освежал, а только заносил пыль. Но когда по чьей-то просьбе закрыли окна, в автобусе стало совсем невыносимо. Пассажиры обмахивались газетами, книгами, платками, утирали потные лица. Всем очень хотелось пить, но воды не было. Какова же была радость, когда на окраине Краснореченска водитель остановил машину около водопроводной колонки. Пили прямо из-под крана, прикладывались по три-четыре раза.

Высадились те, кто ехал до города. Сарычевым, мне и еще нескольким пассажирам нужно было попасть на аэродром, который находился севернее Краснореченска.