Повести о чекистах - [17]

Ответом Сарычева, говорит Чижов, он был вполне удовлетворен, но должен сказать: Сарычев в тот вечер был необычно взволнован и даже встревожен. Спросить, чем тот расстроен, Чижов не решился.

Официальной проверкой американских офицеров Бека и Раца было установлено следующее: Бек, настоящая фамилия Бекасов Кирилл Федорович, родился в 1899 году, белоэмигрант, полковник американской армии, в 1946—1947 годах занимал должность начальника русской секции отдела военной разведки Джи-ту при штабе Макартура. Во время второй мировой войны служил в американских войсках в Италии. Приметы: среднего роста, плотного телосложения, близорукий, носит очки. Жена — Анна Владимировна, русская, происходит из княжеской семьи.

Полковник Рац в те же годы, находился в Японии, являлся комендантом пятого воздушного флота США. Сведений о его принадлежности к разведывательным органам не имеется.

— Что скажете, Максим Андреевич? — спросил Павлов, ознакомив меня с поступившими документами.

— Я думаю, Владимир Васильевич, это уже весьма интересно. Такие действия Сарычева, как полет над сектором «Н» и участие в разгрузке эшелона, теперь приобретают определенный смысл.

— Но ведь Сарычев делал это по инициативе полковника Щербинина? — Это была привычка Павлова: задавать вопросы и проверять таким образом свои сомнения. — Впрочем, не исключаю, что он сам подстроил это. Отвечая на мой вопрос, Щербинин сказал, что вначале Сарычев сам напрашивался на выполнение сложных заданий, а потом это стало правилом, полковник поддерживал и одобрял его, Сарычева, инициативу.

— Скорее всего, так оно и было, — согласился я.

Павлов подошел к окну и вдохнул свежий вечерний воздух.

— Я вот о чем думаю, — сказал он. — Как бы нам задокументировать такие действия Сарычева.

— Я тоже думал об этом. При необходимости можно будет официально допросить Щербинина, Корнеева, кого-нибудь из пилотов, — подсказал я. Но мысли Павлова шли дальше.

— Знакомится ли он с секретными документами? Не может ли снимать, скажем, фотокопии с них?

— Вряд ли. Его, наверное, знакомят с документами, относящимися к обеспечению охраны и режима, в штабе. В сейфе Сарычева секретных документов не должно быть.

— А вы проверяли это?

— Нет.

— Надо тщательно разобраться: есть у него, к примеру, фотоаппарат? Может быть, удастся схватить за руку при фотографировании объекта.

— Если Сарычев делает это, то, вероятнее всего, — с самолета.

— Кто летает с ним?

— Чаще других — капитан Декуров. Иногда Сарычев вылетает один.

— Нельзя ли ограничить его одиночные полеты?

— Как? Он же командир эскадрильи. Запрет или ограничение сразу же насторожат его.

— Надо подумать, найти убедительные предлоги.

— Трудно сделать это.

— Если бы было легко, нам не нужно бы ломать голову. Часто ли Сарычев отлучается с объекта?

— Обычно он месяца два работает без выходных дней, а потом берет отгул и едет к семье в Омск.

— Вы убеждены, Максим Андреевич, что именно в Омск он выезжает? А как ведет себя там?

— К сожалению, этих вопросов я пока не изучил. Что было — то уплыло, а вот то, что будет, мы обязаны узнать. Не исключено, что Сарычев использует эти поездки для передачи информации.

— Верно, — подтвердил Владимир Васильевич. — Максим Андреевич, я освобождаю вас от других дел, занимайтесь только Сарычевым, активнее используйте все возможности.

Старинные часы в черном деревянном корпусе мелодично напомнили, что уже два часа ночи, и мы пошли домой.

Полковник Щербинин не спешил: не было еще и восьми. Несмотря на ранний час, солнце уже ощутимо припекало. Полковника обогнали два закрытых грузовика, и майское солнце вдруг потускнело, еле проглядывало из-за густого облака пыли, поднятого машинами.

Павел Игнатьевич свернул с дороги, от пыльной травы сапоги сразу же стали желтыми. При каждом шаге из-под ног выбрасывалась горсть пыли, будто наступал на пересохший гриб-дождевик. Где-то урчали бульдозеры, прокладывая колею для новой бетонированной ветки; со стороны летного поля доносился рев авиационных моторов.

Щербинин вытер платком глаза, уголки губ, шею, ускорил шаг. Встречные солдаты и офицеры отдавали честь полковнику и шли дальше.

Возле здания штаба Щербинина поджидал Сарычев. Они дружески поздоровались.

— Ты чего так рано?

— По делу, Павел Игнатьевич. Позвонил, вас нет, решил встретиться.

— Слушаю.

— Павел Игнатьевич, есть ваше предписание провести разведывательный полет над закрытой площадкой, при этом определено, кто персонально должен лететь…

— Есть такое указание, — перебил Щербинин. — Список утвержден командиром части. И что?

— Нельзя ли внести изменения?

— Зачем?

— Хочу лично полетать.

— Степан Ильич, это исключено. И так пилоты сетуют на то, что командир эскадрильи за все берется сам, жалуются, дескать, не доверяешь им.

— Глупости говорят.

— С мнением людей надо считаться.

— И все-таки я прошу вас, Павел Игнатьевич, разрешите этот полет мне.

— Нет, лучше не проси! Приказание отдано, и отменить его может только генерал Костромин, — решительно заявил полковник.

Щербинин и Сарычев стояли у новенького штакетника, курили. Полковник — в запыленной полевой форме, а Сарычев — в блестящей парадной. Он все еще надеялся добиться разрешения, а Щербинин словно забыл, о чем шла речь.