Повести - [32]

Шрифт
Интервал

Мечется, снует рыбья живность. Все ближе и ближе смыкаются рыбаки. И бригадир уже выпрыгнул из лодки, забрел в воду, нижнюю повору прижимает, чтобы не ушла рыба, в мотню невода чтобы скатилась, в узкий, длинный ячеистый мешок, похожий на островерхую татарскую-шапку.

— Ходи, ребята! — кричит бригадир. — Низа держи!

— Идет, идет! Сама идет! — орут рыбаки, те, что помоложе, и Серега кричит вместе с ними. Это не беда, что он мокрый, июньское солнышко все высушит.

Заспанный Костюха Пряснов — ладонь ко лбу — выскочил из землянки. Морщится Костюха то ли от досады, что проспал, то ли от того, что солнце мешает. Снова нырнул в землянку, выскочил с безменом и мешком. Да сообразил, видно, что рано еще, кинул все на песок, заковылял к рыбакам.

— Держись, ребята-а! — дурашливо закричали рыбаки. — Подмога идет!

— С таким амбалом можно белугу тянуть!

— Эй, Костюха, подбирай скорее чешую, а то весь жемчуг уплывет!

Уполномоченный скалил в ответ реденькие зубы, но отмалчивался, чувствовал, видно, смущение. Отвернулся было, собираясь зевнуть, да так и замер с открытым ртом, увидев, как свечкой взметнулась у поплавков щука и плюхнулась в воду далеко за ними.

— Эх-ма! Быстрее надо, а то вся уйдет! — Припадая на увечную ногу, Костюха подставил плечо под повору и с усердием принялся тянуть.

— Лодку давай! — закричал бригадир. — Жива-а!

Двое метнулись к рыбнице, подогнали ее. Сноровисто открыли потопчину — верхнюю крышку в середине лодки. Под потопчиной плескалась вода, в днище лодки были прорублены отверстия — прорези, чтобы всегда вода в гуслях была свежей. Сюда вычерпывают саками рыбу, а когда наполнятся гусли, наливают рыбу прямо на дно лодки, укрывают тальником, чтобы не выпрыгнула.

— Чай, пудов двадцать будет? — полюбопытствовал Костюха у степенного, неразговорчивого Пустобаева.

— Потом смерим! — неохотно буркнул рыбак.

— Уклейки только маловато, — явно набивался на сочувствие Костюха, — и чехони негусто…

— Ты вот чего, Пряснов, — оборвал его Пустобаев, — не порти нам тут компанию… Нишкни! А то мы тебе не только жемчуга, золота наложим в котомку-то сколько хочешь… Вот там за кустами его навалом… Слышь-ка, Сергеич! — вдруг ликующе сказал Пустобаев. — Не белуга ли, мотри! Вот как бьет, ровно бык в плетень! Право слово, есть что-то. Я чую!

Бригадир вынул весло из уключины, озабоченно крикнул:

— Низа, низа держите!

«Вот бы такое-то дело, — радостно подумал он, — для почину-то!»

— Всю тешую обобьет, — вздохнул Костюха и громко икнул. Рыбаки засмеялись.

— Ты, — скрипнул зубами Пустобаев. — Ежели еще пикнешь…

— Это баба, чай, поминает, — добродушно продолжал Костюха, понизив, однако, голос. — Чай, думает, я тут щербу хлебаю… С такими похлебаешь! Вон какую щучищу упустили да тешую всю обобьют.

— Замолчи, Пряснов! — прикрикнул бригадир, напряженно вглядываясь в рыбье месиво. — Что ты тут балаган устраиваешь?

— Да я что, я ничего! — пробормотал Костюха и отошел, но тут же принялся орать и махать на чаек, горланивших над тоней.

«Сегодня же выгоню, — окончательно решил Иван, — он тут мне всю бригаду перебулгачит. Я ему скажу, дьяволу колченогому…»

Что он скажет Костюхе Пряснову, бригадир так и не придумал. В мутной воде, почти у самого берега выметнулась вдруг толстенная светло-серая спина. Мощный хвост взметнул каскад воды. Рыбаки загомонили разноголосо:

— Бей, Иван!

— Низа держите!

— Еще бей!

— Наша! Знай хозяина!

Со второго удара Иван угадал веслом рыбине по голове и шагнул в воду, все еще не зная, то ли это оплошала огромная щука, то ли, может, пудовалый судак ввалился.

— Ну-ка, помогите, ребята! — позвал он рыбаков. — Один-то не возьму! Склизкая больно да и здорова. Видно, щука.

Но когда огромную серебристую рыбину выкатили на песок, Иван удивленно присвистнул: нет, не доводилось ему видывать прежде такое. Молчали и рыбаки.

Очень уж непривычный вид у нечаянной добычи: массивная, загнутая кверху голова, мощная махалка-хвост. А самое главное, на боках отчетливо видны лилово-малиновые полосы, похожие на странные, непонятные знаки.

Молчит бригадир, молчат рыбаки, беззвучно разевают широченные рты голавли, судаки, щурята. И такая стоит вокруг тишина, такое скованное спокойствие.

— Может, костерок разведем, — подает голос из кустов Костюха, — ушицу бы пора заваривать. А то кишка кишке кукиш кажет. Похватал вон столбунцов, да оскомину набил только.

И эта болтовня неожиданно нарушила затянувшееся неловкое молчание, своей обыденностью и безыскусственностью напомнила каждому, что ничего, собственно, не случилось. Подумаешь, лежит на песке неведомая никому рыбина.

— Серега и ты, дядя Яша, — скомандовал Иван, — ступайте чистить рыбу. А ты, Константин, давай за костер. — И улыбнулся Пряснову первый раз со вчерашнего вечера: — Поедим, да за жемчуг берись!

Рыбаки засмеялись, принялись проворно дочерпывать рыбу. Потом невод развесили на сушилках, потому что вторую тоню давать Иван не решился: и так с первого же раза переполнены рыбой лодки. Пока рассортируешь, сколько времени уйдет! Да если говорить откровенно, не совсем ладно чувствовал себя бригадир. Когда схлынули волнение и азарт при виде крупной добычи, вялыми сделались руки у Ивана, сердце заколотилось неровными частыми толчками, липкая испарина выступила на теле. Иван подосадовал: «Просидел вчера допоздна, вот и ломает теперь…»


Еще от автора Виктор Андреевич Ильин
Жесткий контур

Опубликовано в журнале «Огонёк» № 4, 1964Линогравюры А. Брусиловского.


Рекомендуем почитать
Взвод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Орлиное гнездо

Жизнь и творчество В. В. Павчинского неразрывно связаны с Дальним Востоком.В 1959 году в Хабаровске вышел его роман «Пламенем сердца», и после опубликования своего произведения автор продолжал работать над ним. Роман «Орлиное Гнездо» — новое, переработанное издание книги «Пламенем сердца».Тема романа — история «Орлиного Гнезда», города Владивостока, жизнь и борьба дальневосточного рабочего класса. Действие романа охватывает большой промежуток времени, почти столетие: писатель рассказывает о нескольких поколениях рабочей семьи Калитаевых, крестьянской семье Лободы, о семье интеллигентов Изместьевых, о богачах Дерябиных и Шмякиных, о сложных переплетениях их судеб.


Мост. Боль. Дверь

В книгу вошли ранее издававшиеся повести Радия Погодина — «Мост», «Боль», «Дверь». Статья о творчестве Радия Погодина написана кандидатом филологических наук Игорем Смольниковым.http://ruslit.traumlibrary.net.


Сердце сержанта

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Саранча

Сергей Федорович Буданцев (1896–1939) — советский писатель, автор нескольких сборников рассказов, повестей и пьес. Репрессирован в 1939 году.Предлагаемый роман «Саранча» — остросюжетное произведение о событиях в Средней Азии.В сборник входят также рассказы С. Буданцева о Востоке — «Форпост Индии», «Лунный месяц Рамазан», «Жена»; о работе угрозыска — «Таракан», «Неравный брак»; о героях Гражданской войны — «Школа мужественных», «Боевая подруга».


Эскадрон комиссаров

Впервые почувствовать себя на писательском поприще Василий Ганибесов смог во время службы в Советской Армии. Именно армия сделала его принципиальным коммунистом, в армии он стал и профессиональным писателем. Годы работы в Ленинградско-Балтийском отделении литературного объединения писателей Красной Армии и Флота, сотрудничество с журналом «Залп», сама воинская служба, а также определённое дыхание эпохи предвоенного десятилетия наложили отпечаток на творчество писателя, в частности, на его повесть «Эскадрон комиссаров», которая была издана в 1931 году и вошла в советскую литературу как живая страница истории Советской Армии начала 30-х годов.Как и другие военные писатели, Василий Петрович Ганибесов старался рассказать в своих ранних повестях и очерках о службе бойцов и командиров в мирное время, об их боевой учёбе, идейном росте, политической закалке и активном, деятельном участии в жизни страны.Как секретарь партячейки Василий Ганибесов постоянно заботился о идейно-политическом и творческом росте своих товарищей по перу: считал необходимым поднять теоретическую подготовку всех писателей Красной Армии и Флота, организовать их профессиональную учёбу, систематически проводить дискуссии, литературные диспуты, создавать даже специальные курсы военных литераторов и широко практиковать творческие отпуска для авторов военной тематики.