Повести - [30]

Рыбаки в это время складывали невод. В него и угодил с разбегу Костюха, жалобно матерясь и всхлипывая. Мужики, хохоча, отогнали собак, помогли колченогому выбраться из невода.

Не успел Иван угомонить развеселившуюся бригаду, началось новое представление. По тропинке с воем спускалась Костюхина жена, которую перепугали ребятишки, сказав, что мужа разорвали собаки. Разглядев целого и невредимого Костюху, супруга принялась честить его, упрекая в том, что он забрал из дому весь хлеб.

— Молчи, дура баба! — хорохорился Костюха, не слезая, однако, с завозни. — На заработок еду, не понимаешь, что ли? Озолотимся, жемчугу добуду.

— Ладно, кончай! — сердито сказал Иван, перекрывая хохот рыбаков. — Поехали, ребята! А ты, Константин, помолчи лучше. Право слово, как ребенок…

Весь день ушел на то, чтобы привести в порядок землянки, устроить сушила для невода и сетей. Первую тоню решили делать утром, поэтому спать собирались лечь рано.

Сын хотел было лечь в землянке, но Иван сказал:

— Разведи-ка костер побольше. Прогорит, песок нагреется, парус постелем и здесь будем спать. Как на печке. А в землянке сыро и душно.

— Вонько там, — поддакнул Костюха, — это уж точно. — Сидел колченогий возле костра и рисовал палочкой на песке какие-то цифры.

— Колдуешь никак? — поинтересовался Иван.

— Да нет, прикидываю, сколько на кило тешуи надо, — мечтательно отозвался Костюха. — Товарищ из кооперации говорил, что на сто грамм ее надо четыреста уклеек… А сколько же чехони надо? Вот и считаю, на кило-то сколько надо… За тридцатку-то попыхтишь!

— А ты думал! — Иван усмехнулся. — Вовсе зря ты, Константин, за это взялся… Нестоящее дело.

— Так ведь председатель просил. Как откажешь?

— Вот смотрю на тебя и думаю: до чего же ты неуделанный весь, — Иван достал уголек из костра, прикурил. — Давеча на какое позорище себя выставил.

— Поверишь, нет, а ведь я все как лучше хочу. Приноравливаюсь, прицеливаюсь, хвать — все наоборот, — Костюха сокрушенно вздохнул, принялся разравнивать песок. — А вот сны мне зато хорошие снятся… Будто сильный я, красивый. И дом у меня лучше всех в Мурзихе, и жена как пава… А проснешься — слезать с печки не хочется.

— Несуразное ты чего-то несешь, — отодвигаясь подальше от пахнувшего жаром костра, сказал Иван. — Вовсе несуразное. А ну-ка все мы легли бы да сны глядели? Что тогда? Кто бы рыбу ловил, землю пахал, на заводе работал? Вот то-то и оно… А к работе сызмальства приучаться надо. Ты думаешь, зачем я Серегу сюда взял? Матерный лай слушать или комаров кормить?

— Да это я все знаю, Иван Сергеевич. — Костюха принялся пересыпать песок из ладони в ладонь.

— Знаешь, а не делаешь. Это саботаж называется. Не зря тебе, видно, кличку-то Саботажник дали!

— Вот и нет! — Костюха оживился, заерзал на песке. — Вовсе зря. Язык-то без кости… А получилось это опять же от моей сговорчивости. А ты или не знаешь? Хотя да, ты же в это время на действительной был. Постой, дай бог памяти, когда же это? — Он задрал лицо, закрыл глаза и принялся шептать, загибая пальцы: — Ну да, точно, в тридцатом году это было… Сплошная коллективизация шла…

А произошло тогда вот что.

В ту пору как раз в Мурзиху приехал уполномоченный. Собрал приезжий правление и речь держит. Кончил говорить, отпустил народ и спрашивает председателя:

— Небось у вас и саботажники есть? А?

Председатель отвечает:

— Нет, не слыхивал.

— Да как же так — нет? В других местах есть, и у вас должны быть.

Мнется председатель, свое твердит:

— Да ведь надо поглядеть… Может, и есть.

— Вот что, председатель, — сказал приезжий. — Сейчас давай мне лошадей, я поеду к соседям. Через пару дней вернусь. К тому сроку чтоб у меня все в ажуре было! — И пальцем погрозил.

Понурился председатель. Но делать нечего, с утра нарядил караульщика народ собирать.

На собрание пришли все, благо еще сев не начинался. Женщины, которые помоложе да побойчее, норовили вперед сесть.

— Будем саботажников выбирать, — сказал председатель, — начальство приказало. Кого назначим, мужики? Как скажете, так и будет.

— Деда Быбыкина, — зашумели мужики, — он грамотный.

Дед встал, бороденку в комок, отказываться начал для вида, а потом согласился:

— Послужу, коли опчество доверяет!

— Есть один, — толкует председатель, — да вдруг мало?

— Костюху Пряснова, — кричит холостежь, — он тоже писать умеет!

— Ладно, — кивает председатель. — Проходит.

Тут женщины заволновались:

— А где равноправие? Нашему брату дорогу не загораживайте! Клашку Савинову желаем.

Одним словом, еле поладили, договорились, что изберут в саботажники всех троих.

Сход разошелся, а председатель повел эту троицу в правление и деду Быбыкину ключи отдал.

«Черт его знает! Может, он главнее меня начальством будет», — подумал при этом.

Наутро дед Быбыкин обрядился в чистую рубаху, голову лампадным маслом сказал. Костюхе мать за ночь сшила парусиновую сумку, он с ней пришел, а Клавдия повязала кумачовую косынку — знай нашего брата.

Сидят день, сидят второй. От скуки в домино постукивают. Вернулся уполномоченный — и к председателю:

— Нашел?

— Так точно!

— Где они?

— Да сидят.

— Уже? А караулит ли кто?

— Да нет. Куда денутся?.. Свои ведь.