Повести и рассказы - [66]
3
Итак, дому нашему было по меньшей мере сто лет. Его жилую половину неоднократно и любовно ремонтировали: под розовыми с золотом обоями скрывались голубые с чёрным рисунком, красные с белым, зеленоватые и какие-то ещё. Двери и пол в потёртых местах тоже проявляли слои различной краски. Их число, наверное, выдавало, сколько раз в этом доме играли свадьбу. А вот хозяйственная часть состояла из двух сырых тёмных комнат с бревенчатыми стенами и запахом тлена. Там была огромная старая печь, которая совершенно развалилась. Я наняла трёх рабочих, чтобы её разобрать и освободить пространство. Мужики принялись за дело. Всё утро они таскали мешки с кирпичным крошевом и кусками глины. Постепенно обнажалась сложенная из мощных брёвен стена за печкой...
Я готовила обед на кухне, когда услышала возгласы и топот; в окно увидела кинувшихся из дома мужиков. Испуганно озираясь, они сгрудились и нервно задымили папиросами. Я спросила, что случилось. Рабочие посмотрели на меня со страхом и сомнением. Один из них сказал: «А прежняя хозяйка-то была ведьмой!» Они попросили рассчитаться с ними и ушли, не переступив более порога дома. Даже инструмент кое-какой забыли.
Я собиралась с духом, чтобы пойти в кладовую и провести следствие. Было страшно. Тут в кладовой раздался грохот, а затем послышалось тихое пение. Это был Манин голос. Я влетела в дом. Ребёнок, весь в пыли, стоял у старинного буфета и вытаскивал с нижних полок какую-то посуду. Маня выводила довольно красивую мелодию, но слова были непонятны. Что-то вроде «Васе велися бо-о-онька».
Стена, которая раньше пряталась за печью, теперь открылась. Она была вся утыкана большими ржавыми гвоздями. На них болтались десятки каких-то непонятных кругляшков. Под потолком были протянуты верёвочки, на которых висели пучки сухих трав и тряпочки с узелками. Я сняла с гвоздя один кругляшок. Это было рыльце. Высушенный свиной пятачок.
4
В комнате у Олимпиады Алексеевны пахло характерным старушечьим запахом, который мне знаком с детства и всякий раз волнует меня, напоминая о чём-то совершенно забытом. Это странно, потому что у меня никогда не было бабушки. Букет такого запаха состоит из ароматов корвалола, валерьянки, печенья, старых чулок, нафталина и мыла.
Мы пили чай. Олимпиада Алексеевна рассказывала о своей жизни. Её отец был директором завода, партийным деятелем. Она тоже занимала руководящие должности и неоднократно выбиралась в местные депутаты. Олимпиада Алексеевна несколько раз выходила замуж. Всех мужей она пережила, детей у неё не было. На железной кровати с шишечками она спокойно и грустно поджидала смерть, говорила о ней, как о старой подруге, которая скоро придёт.
Нетрудно догадаться: я напросилась в гости к бобылёвской старосте, задавшись целью выведать, что за люди жили в доме на холме. Но Олимпиада Алексеевна большей частью говорила о себе, сказала лишь, что хозяйкой нашего дома была Марья Ильинична — Колина бабушка, которая родилась и жила там всю жизнь, померев десяток лет назад в очень преклонном возрасте. Построили дом её родители по фамилии Журавлёвы. Больше из Олимпиады Алексеевны выжать ничего не удавалось. Ей явно не хотелось обсуждать бывших хозяев дома, она упорно переводила разговор на другие темы. Наконец моё терпение и любопытство дошли до предела, и я прямо её спросила, не занимались ли в этом доме колдовством. Старуха испуганно ответила, что о подобных делах знать не знает и ведать не ведает, однако прибавила, что в Кулотино доживает свой век некая Анисья Петровна, близкая подруга Марьи Ильиничны, которая, если что нужно, расскажет.
Наконец-то приехал отец Иоанн. Мои рыльца его развеселили. Историю с колдовством он, как человек просвещённый, всерьёз принимать не хотел, однако торжественно освятил дом в присутствии Коли, Бориса и нас с Маней. Что касается Коли, то стена с гвоздями и рыльцами ввела его в полный ступор — ничего подобного он в жизни не видел. Бабушку свою, Марью Ильиничну, он очень любил и всё вспоминал, как она лечила его, маленького, травами и приговорами. Это давало повод надеяться, что если Марья Ильинична и была колдуньей, то доброй, и вреда никому не чинила. Коля силился вспомнить колдовские слова, которые бабка твердила, когда он лежал, простуженный, в кровати. Он всё ходил и бормотал:
5
Шло время. Я приводила в порядок дом — что-то мыла, что-то красила, жгла в саду ненужный хлам. Вскопала землю под окнами, посадила луковицы тюльпанов, нарциссов и, мечтая о том, как они распустятся весной, не верила своему счастью.
Приближался октябрь. Отец Иоанн опять уехал. Мы остались одни и, бывало, целыми днями никого не видели, кроме тощего пьяницы, — он каждый вечер проходил мимо нашего дома в сторону Опечка. Но вскоре кое-кто стал часто к нам наведываться. Первое её появление мне запомнилось надолго. Ну и нагнала же она страху! Была полночь. Маня спала, как водится, у меня под боком. Я смотрела в тёмное окно, слушала шум дождя и думала о чём-то нехитром — наверно, о каких-нибудь преобразованиях в домашнем хозяйстве.
