Повести и рассказы - [65]
Нам было уютно в домике у отца Иоанна с его простым бытом и большой библиотекой. Я топила печку, пекла яблочные пироги, рассказывала Мане про Одиссея и Синдбада Морехода. Она, конечно же, ничего не понимала, но с удовольствием прижималась ко мне и смотрела, как горят дрова и улетают искры в чёрный дымоход.
Прошло несколько дней нашей бобылёвской жизни. Отец Иоанн всё не возвращался, его задерживали важные дела в монастыре, и это почуяли огромные наглые крысы. Они прогрызли стены в углах, сделали подкопы, устроили норы и принялись совершать набеги на кухню и кладовую. От них не было спасения. Толстые серые твари шныряли под ногами и воровали наши драгоценные запасы еды. Магазинов в округе не было, приезжала лишь автолавка раз в неделю, и я очень боялась за картонные коробки с молоком, за сахар, муку и макароны. Крысы сбрасывали с полок склянки с крупой и устраивали пиршества.
Ночами они не давали мне покоя: шумели, безобразничали, скреблись за обоями прямо над головой. Я плохо спала. А однажды, задремав, вдруг проснулась от непривычной тишины и странной тяжести на животе. Огонь в печке погас, в комнате было темно. Я пошевелилась и услышала, как на пол соскочила моя кошка Нюша, пригревшаяся, по своему обыкновению, в постели. Но тут я вспомнила, что Нюша давно умерла, и поняла, что это на меня вскарабкалась огромная крыса, может быть, даже многоголовый крысиный король или крысиная королева, оскорблённая до глубины души моей скупостью, — ведь я спрятала всё съестное в железные банки, а крышки придавила камнями. Маня спала у меня под боком, я зажгла свет и в беспокойстве взглянула на её лицо, ибо все ужасы истории принцессы Пирлипат живо встали передо мной. Дело в том, что хоть крёстные феи и не спешили дарить моей дочери ни светлого разума, ни телесных сил, она с рождения была наделена красотой. К счастью, крыса не побеспокоила ребёнка — носик спокойно сопел, глаза были закрыты, на губах бродила улыбка. С тех пор лампа у нашей кровати по ночам всегда горела.
Узнав о беспорядках в избе у отца Иоанна, Борис, как человек военный, приступил к решительным действиям. Он принёс нам своего кота и разложил в подвале ядовитую приманку. Крысиное войско отступило, но тут судьба послала мне другое испытание.
В течение нескольких дней у дома на холме часто слышалось неведомо откуда доносящееся жалобное блеяние. Погода портилась, ветер выл, деревья шумели, теряя листья. Иногда блеяние умолкало, а иногда вновь становилось отчётливо слышным. Мы обшаривали заросли молодых берёз вокруг дома, думая встретить потерявшегося козлёнка, но там никого не было. А потом странные звуки прекратились, и моя тревога на время прошла.
Между тем отец Иоанн слал нам дружественные смс из монастыря, обещая скорое возвращение. Появился и тихий голубоглазый Коля Иванов. Он прибрел из Окуловки по старой железной дороге, которая, соединяя между собой большие населённые пункты, уходила куда-то на Неболочи. Деревни по большей части были заброшены, и в поезде уже никто не нуждался, но иногда он всё же ходил — пару раз мы слышали, как в лесу раздавались свистки и стук колёс. Коля передал мне увесистую связку ключей, мы с трудом открыли ржавые замки и наконец-то вошли в дом.
В сенях не было потолка — высоко над головой маячили стропила. Изнутри стало видно, что крыша когда-то была драночной, и на старую дранку хозяева положили шифер. Это было роскошью: остальные бобылёвские дома покрывал простой рубероид. Сени были заставлены сундуками, прялками, ухватами, горшками, пустыми рамами и прочим старинным добром.
Большая комната и кухня с печкой оказались в точности такими, как я себе их представляла, заглядывая в окна, — чистыми, удобными и непостижимо родными. Коля показал нам кладовые, сарай, дровяник, набитый поленьями, и повёл в заросшую сухой травой низинку под домом, где находился колодец.
Это было трухлявое строеньице, нуждавшееся в срочном ремонте. Дверца отсутствовала. После двух недель бобылёвской жизни я понимала, что состояние колодезной воды — немаловажная деталь деревенского быта. Я с интересом заглянула в тёмную глубину и в ужасе отпрянула назад — дверца плавала на поверхности, а на ней лежал труп козла, вперившего мне в лицо белёсые мёртвые очи. «Что там? Что там?» — закричал Коля, боясь посмотреть в страшный колодец, но я уже бежала, подхватив Маню, к дому.
На выручку опять пришёл Борис. Он хладнокровно выслушал меня и попросил в течение двух дней не гулять в низинке. Потом, вооружившись верёвкой, насосом, щётками, банками с чем-то белым, устранил козла, откачал воду и вычистил колодец. Перепуганный Коля ему помогал.
Так началась моя жизнь в новом доме. Его надо было привести в порядок. Кроме старой деревенской утвари, которую я вытаскивала из чёрных углов и бережно оттирала от пыли и паутины, в избе скопились горы тряпья и никому не нужного барахла. Всё это надо было отнести на помойку или сжечь. Я работала, не покладая рук. Маня была предоставлена сама себе, но она не скучала. Я стала замечать, что новая обстановка действует на неё благотворно — ей всё было интересно, она стремилась участвовать в происходящем, например таскать дрова, месить тесто, разбирать кладовые. Она разрумянилась и ела превосходно. Только вот кричала по ночам: всякий раз после полуночи заходилась на несколько минут. Надо сказать, что эти крики начались сразу после её рождения. Бедный ребёнок смотрел в пустоту испуганными глазами и вопил, как будто перед ним собралась толпа ухмыляющихся демонов. Я не знала, чем ей помочь.
