Повести и рассказы - [63]
ЭПИЛОГ
Зимой Марина Борисовна получила письмо от Юрия Хомякова. Он с радостью сообщал, что ценой кропотливого труда и бессонных ночей завершил, наконец, её летний заказ. Далее была выставлена кругленькая сумма и приведены банковские реквизиты, на которые следовало перевести деньги, для того чтобы он, Хомяков, смог ей выслать работу. Сначала Марина Борисовна растерялась, она не могла взять в толк, о каком заказе пишет этот человек. А потом принялась хохотать.
Семён Иванович женился на Анне Ивановне. Они обвенчались в кулотинской церкви. На свадьбе гуляло много народа. Марина Борисовна подарила Анне Ивановне старинные серьги с аквамаринами. Старушка Ксения Павловна Ландграф, внучка австрийского подданного стекольного мастера Генриха Ландграфа, вручила Ворониным расписную керосиновую лампу и корзину, полную стеклянных пасхальных яиц. Яйца были гладкие и гранёные: синие, красные, зелёные, белые, чайные, фиолетовые. Они волшебно сияли и лучились изнутри. Казалось, что в каждом столетнем яйце живёт Огненный Саламандр.
Воронин увёз семью в Бретань. Там Петя пошёл в школу, встретил новых друзей и незаметно выучил французский. У Пети очень интересная жизнь. Он много путешествует со своим любимым Семёном Ивановичем, помогает ему на раскопах, таскает огромный рюкзак и, конечно же, станет со временем хорошим археологом. Анна Ивановна родила рыжую дочку Машу. Маша Воронина любит повеселиться, пляшет по-бретонски и учится играть на арфе.
Остап прожил долгую жизнь. Семён Иванович назначил ему пенсию, которая исправно выплачивалась каждый месяц. Вместе с хозяином Остап приходил за деньгами на почту — в деревянный синий дом со скрипучим полом и железными круглыми печками. В очереди хозяин всем рассказывал, что раньше Остап работал охранником в клубе, осуществляя фейс-контроль, а теперь на старости лет получает от благодарного хозяина содержание. Остап терпеливо ждал его снаружи, слоняясь вокруг почты и заглядывая в окна с цветущей геранью.
Старику сделали руменотомию, достали ком полиэтилена из рубца. Остап стал спокойнее. Он не кидался больше на людей и машины. Он устрашал другим способом — просто вставал посреди дороги и стоял часами как каменное изваяние. Прохожие его обходили, чуть не падая в канаву. Машины объезжали. Когда Остап приказал долго жить, хозяин сообщил Воронину, что «осень его жизни была тёплой».
Дом Ворониных стоит на пустынном берегу. Холодное бурное море бьётся о серые скалы. Кабинет Семёна Ивановича завален стопками книг и мешками, в которых хранятся железяки, камни, осколки керамики. На широком письменном столе возвышается великолепный, до блеска отполированный череп с грозными рогами. Это Остап. Когда окна открыты, духи моря влетают с ветром в пустые глазницы и резвятся в гулком костяном алькове.
Бобылёво
Марианне и Элизе, с которыми всё обретает смысл
Да леса качались, да леса шумели.
Леса шумели. Шумели.
Андрей Белый
1
Осенью 2003 года мне довелось купить дом в глухой новгородской деревне. Моей дочке Мане исполнилось тогда три года. У неё было слабое здоровье — нервная, замкнутая, пугливая, она отставала от прочих детей. Её ровесники давно уже болтали, а она лишь мычала что-то невнятное. Я таскала её по врачам, возила к морю, но толку было мало — Маня плохо ела, быстро утомлялась и часто плакала. Я подумала, что, может быть, простая деревенская жизнь даст ей сил, что лес, свежий воздух и столь ясно ощутимый в деревне круговорот природы со снегом, дождём, травой, солнцем, жужжанием насекомых подтолкнут развитие ребёнка. Наш друг, отец Иоанн, посоветовал ехать к нему в Бобылёво — там, на холмах на границе с Валдайским заповедником стояло много заброшенных деревень, и можно было найти какую-нибудь избу, не успевшую ещё развалиться.
В конце сентября мы с Маней отправились на поиски дома. Скорый поезд довёз нас до Окуловки, а там встретил отец Иоанн на своём «Запорожце» цвета небесной лазури. Сначала мы ехали по трассе, потом свернули на просёлочную дорогу, и машинка, пыхтя и ругаясь, почухала в гору. «То как зверь она завоет, то заплачет, как дитя», — приговаривал батюшка. Мне тогда уже захотелось остаться среди этого леса, золотой высоченной травы. И я почувствовала, что где-то здесь ждёт нас дом, в котором мы будем счастливы.
Изба отца Иоанна была просторной, светлой, с чистым полом, старенькими обоями, белыми занавесками, разноцветной геранью на окнах и стопками книг на письменном столе. Повсюду лежали старинные вещицы, которые батюшка выискивал в своём огороде с помощью металлоискателя. Когда-то давно на месте его дома находилось питейное заведение. Маня перебирала ржавые пуговицы, монеты, беззубые вилки, жестяные коробочки, кольца, крестьянские нательные кресты.
Отец Иоанн поселил нас в узенькой комнатке с полосатыми половиками на полу и железной печкой, которая возвышалась в углу, как античная колонна. Перед образами горели лампадки. Пахло ладаном. Мы сложили наши пожитки, выпили чаю и пошли осматривать окрестности.
Бобылёво оказалось маленькой деревней на вершине пологой горы. Внизу простирался бесконечный лес. Местные жители — всего-то два десятка человек — почтительно здоровались с батюшкой и со сдержанным любопытством разглядывали нас с Маней. Мы шли в окружении целой своры тявкающих собак. Что-то очень нежное было в облике этой деревеньки. Огромные жёлтые берёзы, искусная резьба наличников, тюлька на окнах, шум осеннего ветра, задумчивая лошадь, запах яблок и полный покой.
