Повести и рассказы писателей Румынии - [11]

Незадолго до рождества Тереза объявила Яношу, что собирается выходить замуж, и даже сказала, за кого.

Янош немного рассердился. Парень был хороший, тут нечего и говорить. Он знал Габора, сына Тамаша Инце, с самого его рождения. Тамаш Инце был в родстве с покойной женой Яноша, Маргит, но не настолько близком, чтобы создались затруднения для брака и потребовалось разрешение. Габор был человек основательный, разумный, но дело в том, что Тереза поступила не так, как полагалось по обычаю. Она пошла прямо к отцу, не дожидаясь, когда придет Тамаш Инце с Габором, с еще одним или двумя родственниками, людьми пожилыми и дельными, чтобы ее посватать: сначала завести разговор обиняками, потом сказать открыто, зачем они пришли, выпить вместе, как водится при сватовстве, договориться о том, что дает жених и какое приданое у невесты.

— Ты что, дочка, ума решилась? Так у вас теперь делается? На ферме ты этому научилась? А может, в клубе?

Когда Янош сердился на детей, он во всем винил государственную ферму, где они иногда работали, или клуб, куда они ходили по воскресеньям на танцы или играли в каком-нибудь спектакле. Вообще же с «новой властью», как он ее называл, он был в ладах.

— Да что это, отец, женимся мы с Габором или ты с Тамашем Инце? Вот я пришла же сказать тебе, попросить твоего разрешения! Не вышла же я замуж против твоей воли. Зачем нам сваты, когда мы с Габором договорились? И я наверное знаю, что Габор тебе нравится. Ну, если бы он был какой негодник, дело другое, но ведь ты к нему хорошо относишься!

Янош обычно оказывался не слишком скор на ответ, если Тереза так энергично принималась за него.

— А дом ему отец построит? А я тебе мебель купил? Как же иначе? Кто видел, чтоб когда-нибудь было иначе?

Действительно, до сих пор в Баротфалве никто не видел, чтоб было иначе. До войны, и даже после войны, ни один парень не женился, пусть бы ему пришлось оставаться холостяком до самой смерти, если не мог построить себе дом или не построили для него родители. Девушка привозила мебель, а если мебели у нее не было, замуж не шла. Никто не осмеливался нарушить этот обычай, никто не поступал иначе.

— Вот и будет иначе. У Инце пятеро сыновей, где ж ему построить каждому по дому? Что ж, им бобылями оставаться, как Сильвестр-бач или Домокош-бач, если им не на что строить? Это когда-то так было, а не теперь.

— Это с каких же пор?

— Вот с тех пор, как выхожу замуж я. Разве Габор злой, ленивый, глупый?

— Нет, но…

— Ну, если нет, так я за него иду.

— Тебе только семнадцать лет, а лаешь на своего отца, точно собака.

— Не лаю, отец, да ведь так правильно, так лучше.

— А мебель когда я тебе куплю?

— Зачем?

— Как зачем? А жить вы где будете?

— Неужели ты меня на улицу гонишь? В доме, наверху, две комнаты. Одна обставлена, нам хватит.

— Да ведь дом должен перейти к сыну…

— Есть и другая комната. Обставим и ее со временем, понемножку.

— Ты что скажешь, Арпад? — обернулся Янош к сыну.

— Пусть выходит. Она правду говорит, обставим и другую комнату. Если подкопим денег, поработаем на стороне, все рассчитаем, то, может, позднее построим еще и дом. Я говорил и с Терезой, и с Габором. Построим вместе, и дом будет или ихний, или мой. Там посмотрим.

— Ты бы хотел, отец, чтоб я поехала в город, в услужение, как другие девушки, собирать деньги на мебель? Мне не по душе прислуживать. Тебе этого хочется? А в поле ты справишься один с Арпадом? А кто будет на вас стирать, стряпать?

Все, что говорила Тереза, казалось справедливым, но Янош никак не мог примириться с нарушением обычаев. Слыхано ли это, все вместе, в одном доме! Завтра женится Арпад, пойдут дети, что за теснота будет! Но ведь и Инце не в силах построить пять домов для пяти сыновей…

Янош в тревоге отправился за советом к своему брату, Кальману. Тот подумал и, хоть и стариком был, ответил так же, как Арпад.

— Пусть выходит. Так, как прежде было, уже больше не будет. Разве ты не видишь, как все меняется? Дом они построят, если все трое будут работать. Да и ты им поможешь. Без матери дочь вырастает иначе, да нынче почти все так вырастают. Не хочешь же ты посадить ее на цепь, как Букши, и пускать только на работу, когда тебе это требуется? Габор Инце — парень хороший.

— И она приходит и говорит мне вот так, прямо в лицо: отец, я выхожу за Габора. Без сватов, как гром среди ясного неба.

Тут призадумался и Кальман.

— Ну, это ей самой лучше знать, с чего такая спешка.

Янош совсем оторопел. Такого у него и в мыслях не было. Он вернулся домой понурившись, не в силах вымолвить ни слова, расстроенный. Несколько дней он смотреть не мог на Терезу, боясь, что рассвирепеет, схватит ее за косы, швырнет на землю. Даже услышав ее голос, он вздрагивал и убегал в амбар, в сарай, куда угодно. Он больше не ел в доме, вместе с детьми, а просил Арпада оставить ему чего-нибудь и как раз перед обедом или ужином уходил. Ночью он не спал и ворочался в постели, спрашивая себя, как это он так ошибся, как не уследил за дочерью, позволил ей согрешить. Он даже не отвечал на приветствие Габора, если тот появлялся у них во дворе. Тереза предоставила отца самому себе, но однажды Янош, незаметно войдя во двор, услышал, как она говорила брату и Габору: