Повести и рассказы - [24]

В амбулатории фельдшер Тоня выслушала рассказ Аверычева, заставила Димку раздеться, долго и тщательно стетоскопом выискивала какие-то шумы в сердце, измерила давление и успокоила главного инженера:

— Ничего тревожного не обнаруживается, но подождем, что покажет кардиограмма. Вы не беспокойтесь, я тоже завтра еду в райцентр, прослежу за обследованием...

Тоня счастливо улыбнулась, и засветились ее синие глаза. Пополнела она, округлилось лицо, и движения стали замедленными, плавными, словно боялась ненароком повредить новому человеку, ждущему своего скорого рождения.

Еще в поезде, спешащем в казахстанские степи, среди веселой, бесшабашной колготы, среди песен, звона гитар и, чего греха таить, алкогольных паров, приметил Димка Пирожков девушку — молчаливую, сторонящуюся всякой компании. Она часами стояла в коридоре вагона и смотрела в окно: тени от столбов, деревьев, станционных построек мелькали по ее застывшему лицу, будто отсчитывая расстояние, на которое бесповоротно отдалялась прежняя жизнь.

Опыт знакомства и общения с девушками у Димки Пирожкова равнялся нулю, и, хотя ему очень хотелось подойти к ней и заговорить, он не решился на такой отчаянный шаг. На станции Атбасар, после шума и гама встречи, после распределения групп по назначению, погрузившись с легким фанерным чемоданчиком и патефоном, купленным на подъемные по случаю отъезда на целину, Димка обнаружил, что девушка едет на этой же машине.

Он понимал всю безнадежность своего увлечения — ведь девушка старше его лет на пять, но ничего не мог поделать с собой. Димка чувствовал ее одиночество, ее большую беду, скрутившую и кинувшую в водоворот безоглядного переселения. Казалось, она не совсем соображала, почему очутилась здесь, на пыльном пути в неизвестность, на автомашине, битком набитой парнями и девчатами, а, когда кто-то заметил сурков, улепетывающих от дороги по норам, и, спрыгнув, все бросились за ними вдогонку, девушка осталась сидеть безучастно. Не побежал и Димка.

Обосновавшись на центральной усадьбе в ремонтных мастерских после того, как целое лето возил и скирдовал сено в отделении, он узнал, что Тоня вышла замуж за агронома Лепилина. Встретив ее, Димка Пирожков поразился перемене, происшедшей с ней, — шла она легко, открыто, не осталось следов замкнутости, и тихонько, глубоко про себя, порадовался, словно исполнились его мечты, и это он, а не кто-то другой, незнакомый, сумел заполнить любовью ее жизнь и смыл тяготы с души.

Димка Пирожков сейчас впервые видел Тоню так близко, через стол, впервые ощутил прикосновение ее пальцев, нежных и уверенных, впервые заглянул в глаза, и холодное чувство невозможности соприкосновения со счастьем, которым она полна, и безмерность утраты чего-то прекрасного и единственного объяло его: закружилась голова, снова, как и на столбе, по-нехорошему сжалось сердце. Димка вскочил, пошатнулся — не придержи Аверычев, глядишь, растянулся бы на полу. Тоня сунула ему под нос ватку, смоченную нашатырным спиртом.

— Видно, взаправду болен. Придется тебе сегодняшнюю ночку у нас провести, в амбулатории. А утром погрузимся и поедем.

— Нет, нет! — запротестовал Димка Пирожков. — Мне уже лучше, я... в общежитие... к ребятам...

— Пускай идет, я провожу, — пришел на помощь пареньку Аверычев. — Там ему будет веселее. Чего тут, в одиночестве, валяться...

Вот какая история приключилась вчера с Димкой Пирожковым, вот почему он мается сейчас, мучительно решая, как быть — признаваться в обмане или... Что «или»? — ужаснулся он и похолодел, представив себе свой отъезд, схожий с бегством, осуждающие разговоры ребят, живущих с ним в одной комнате: Ивана Рассказова, Лешки Копытина, Женьки Пузанова. А Аверычев ничего не скажет, не в его натуре много говорить, но Димке больше всего было бы стыдно от того, о чем молча подумает главный инженер. Дядя Миша среди местных пустится в рассуждения: «Во, молодежь пошла... Какие это комсомольцы!..»

Да, нельзя бежать Димке Пирожкову, никак нельзя. Остается одно — положиться на естественный ход событий, будь что будет, авось обойдется, может, и взаправду у него больное сердце, а если нет — после отговорится тем, что это, мол, последствия сказались.

Придя к такому решению, повеселел Димка Пирожков. Теперь надо узнать, сколько сейчас времени. Своими часами он не успел обзавестись, поэтому босиком прошлепал к Лешкиной тумбочке, нашарил часы и спичечный коробок, чиркнул — ого, половина пятого, а в шесть отходит трактор.

От шороха и света проснулся Лешка Копытин, спросил сонным голосом:

— Чего шебаршишь в такую рань?

— Я... в райцентр, в больницу еду...

— Ага-а... — протянул Лешка, смежил веки, словно опять засыпая.

Спичка погасла. Димка в темноте пробрался к своей постели, стал одеваться.

Но не уснул Лешка, заворочался, под его телом заскрипела кровать. Он включил настольную лампу и пружинисто спрыгнул на пол, помахал руками, сгоняя остатки сна, зычно сказал:

— Братва, подъем!

— Что случилось? — из-под одеяла поинтересовался Женька. — Я же печенкой-селезенкой чую, что норму еще не выбрал, часа на полтора осталось...