Повести и рассказы - [11]

Но матрос не унимается:

– Какого хрена мы тогда здесь? Эй, солдатики, а ну, подойди сюда. Давай, стучите в дверь прикладами, чтоб этим святошам тошно стало.

Красноармейцы стали нехотя стучать прикладами в двери собора. В это время на открытом легковом автомобиле подъехал Коган. Не выходя из автомобиля, он мрачно посмотрел на солдат, отвернулся и подозвал к себе одного из членов комиссии. В это время заскрипел засов и двери собора стали открываться. В дверном проеме стояли монахини, а впереди сама игуменья. Постукивая посохом, она вышла на паперть собора и властно посмотрела на членов комиссии. Те, невольно заробев, расступились. Евфросиния стала спускаться по ступеням паперти. Внизу ее с наглой ухмылкой поджидал Коган. Игуменья, спустившись, остановилась перед Коганом, который перегородил ей дорогу.

– Решением губкома, – громко, так, чтоб все слышали, произнес Коган, – за саботаж декретам советской власти и открытое вооруженное сопротивление ваш монастырь закрывается. Все его имущество передается в руки законной власти рабочих и крестьян. Зачинщиков сопротивления приказано арестовать.

Настоятельница спокойно выслушала Когана и сказала:

– Наше оружие – молитва и крест. А зачинщица этого, как вы изволили выразиться, «вооруженного сопротивления», я одна, а больше никто не виноват.

– Мы сами разберемся, кто виноват, – криво улыбнулся Коган и, повернувшись к солдатам, приказал: – Арестовать ее и в машину.

Матушка игуменья повернулась к сестрам и поклонилась им в пояс:

– Простите меня, сестры, за то, что была строга с вами. Бдите и молитесь, Бог даст, скоро увидимся.

Послышались всхлипы и причитания монахинь. Монахиня Феодора решительно вышла из толпы и тоже поклонилась сестрам:

– Простите и меня, я с матушкой игуменьей пойду.

Красноармейцы вопросительно глядят на Когана.

– Ее, ее непременно надо арестовать, товарищ Коган, – закричал, подскакивая к Феодоре, матросик, – эта стерва всеми руководила, когда нас выталкивали из собора. Между прочим, мне самолично чем-то тяжелым двинула, чуть не убила. – При этих словах он указал на свой синяк.

Коган ухмыльнулся, глядя на подбитый глаз матроса, и распорядился:

– Эту тоже под арест.

Красноармейцы повели монахинь к машине. Игуменья повернулась к Феодоре и вполголоса спросила:

– Чем это ты, мать Феодора, бедолагу двинула?

– Да так, что под рукой было, – смущаясь, ответила Феодора.

– Что же у тебя под рукой было? – продолжала интересоваться игуменья, садясь в автомобиль.

– Наша монастырская печать, матушка, – ответила Феодора, – она же ох какая здоровая да тяжелая.

Настоятельница засмеялась:

– Значит, припечатала антихристу?

– Сподобилась, мать игуменья, – улыбнулась ей в ответ Феодора.

Конвоиры с недоумением переглянулись, видя, что монахини улыбаются.

27

Коган, постучавшись, вошел в кабинет секретаря губкома. Садовский встал и, выйдя из-за стола, крепко пожал ему руку.

– Проходи, товарищ Коган, садись, есть к тебе вопросы. Я доложил в ЦИК[12], что работа по изъятию церковных ценностей прошла гладко. Но Владимир Ильич недоволен результатами. В ЦИКе считают, что мало ликвидировано контрреволюционного церковного элемента. Монастырь закрыли, а где монахини?

Коган устало присел к столу и, сняв кожаную фуражку, пригладил волосы рукой.

– В монастыре, товарищ Садовский, было сорок пять монахинь. Настоятельница и казначея арестованы, сидят у нас в подвале ЧК[13], мы их допрашиваем. Все остальные монахини разошлись на жительство в город по квартирам.

– По квартирам, говоришь? А вот теперь подумай, товарищ Коган, что эти оставшиеся сорок три монахини делают в миру? Я, например, ни на минуту не сомневаюсь, что они ведут контрреволюционную пропаганду среди несознательного населения.

– Думаю, ты прав, товарищ Садовский, – опустив голову, сказал Коган. – Хотя мы пытаемся держать этот вопрос под контролем, но разве за всеми уследишь?

– Это верно, не уследишь. А ты еще подумай о том, товарищ Коган, чтобы их вообще в городе не было.

– Есть у меня мыслишка, как без особых хлопот уладить все это дело, – оживился Коган, ближе придвигаясь к столу, – могу поделиться.

– Нет, нет, товарищ Коган, не надо, – брезгливо поморщившись, замахал руками Садовский, – партия и так тебе доверяет. Действуй самостоятельно, а потом расскажешь. Считай это заданием партии, а уж каким методом ты его выполнишь – это не имеет значения.

28

Две монахини шли с базарной площади вдоль монастырской стены. Позади них, понурив голову, плелся Степан с большой корзиной в руках. Поравнявшись с монастырскими воротами, монахини повернулись к ним и осенили себя крестным знамением с поклоном. Когда они разогнулись от поклона, то с удивлением воззрились на нишу, где раньше висела икона Иверской Божьей Матери. Там теперь красовался красный плакат.

– «КТО НЕ РАБОТАЕТ – ТОТ НЕ ЕСТ!» – прочитала надпись на плакате монахиня, что была помоложе.

– Охальники, – проворчала пожилая монахиня, – это же слова святого апостола Павла[14].

– Может, они и Бога признают? – робко сказала молодая монахиня.

– Признают, жди, – сердито сказала пожилая и повернулась, чтобы идти.

Степан, взявшись было за корзину, как бы нехотя заметил монахиням: