Повесть о заколдованных шакалах. Древние тамильские легенды. - [22]
— О Шива! — взмолился Аруран. — Я все понял! Я верил тебе и верю теперь: что бы ни сделал я, какую бы клятву ни нарушил — ты со мной! Но если ты не дал мне умереть, то зачем глаза мои света лишаешь?! Молю тебя, верни мне хоть один глаз, а боль я как-нибудь сам преодолею!
Улыбнулся отец, вернул рабу своему один глаз.
Вновь направился Сундарар к Аруру, весь сотрясаясь от боли. Шел он через славную страну Тондай, мимо великой святыни Авадутурай, по дорогам могучего царства Чола. Едва добравшись до родного города, не заходя даже к родичам, кинулся он в храм прекрасноколонный, пал ниц перед изображением владыки, воскликнул:
— Не могу я больше, о великий! Слаб я, нет у меня мощи, чтобы все это вынести! Верни мне другой глаз, избавь меня от этой ужасной боли!-
И это исполнил вечно улыбающийся повелитель южной страны. Вновь ощутил поэт и молодость, и силу дара своего, и сразу же нахлынула на него страсть к Паравай.
А Паравай уже знала, что во время своего последнего паломничества Сундарар женился на равной ему по касте Шанкили. Терзаясь ревностью, затворилась она в своем доме и никого не желала видеть. Не знала она, что пришла весна, что супруг ее вновь вернулся в Арур. Сундарар же, здоровый, жаждущий любви, созвал в храм, где он пока оставался, своих друзей и попросил сходить к Паравай и уговорить ее принять своего друга. Пошли они, но вернулись ни с чем: разъяренная женщина их и на порог не пустила. Да еще сказала, что если они не оставят ее в покое, то она лишит сёбя жизни.
Зашло солнце. Утомленный долгой дорогой поэт прилег в храмовом зале, но неутоленная любовь никак не давала ему заснуть. Тогда встал он с ложа и сказал:
— Что ж это, Шива?! Ведь ты сам дал мне эту женщину в жены, а она теперь из-за глупой ревности даже послов моих выслушать не хочет! Уговори ее принять меня этой же ночью!
Слегка пожал плечами Хозяин и пошел.
Настала ночь. Вдруг услышала Паравай стук в свою дверь. Испугалась она: «Кто б это мог к одинокой женщине прийти в столь поздний час?» Открыла. Входит незнакомый ей адишайва.
— Что вам надобно от меня? — спросила Паравай.
— Тебе, я думаю, следует принять твоего супруга, великого Намби из Арура.
Так прекрасен был облик незнакомца, что не могла женщина выгнать его. Но сказала:
— Как же вы, при столь высокой касте вашей, можете мне говорить такие низкие, недостойные мужчины слова? Намби больше не супруг мне!
Улыбнулся обращающий в рабство. Ничего не сказал. Ушел. Вновь с улыбкой явился в храм к Сундарару.
— О прекрасноглазый! — вскричал поэт. — Ты улыбаешься, значит — все в порядке, и я могу сейчас же идти к ней?!
— Нет, мой Намби, — отвечал Шива. — Ослепленная ревностью, она не послушала меня. Ничего я не смог сделать.
— Шива! — взмолился Аруран — Я погибну без этой женщины. Кто же еще утолит любовь мою? Умоляю тебя, попробуй сходить к ней еще раз. Кто сможет устоять перед тобой?
— Ладно, попробую, — отвечал божественный гонец.
И снова пошел он к Паравай. Но пошел со свитой небожителей и духов, на этот раз в своем божественном обличии.
И вот снова услышала Паравай шум за дверью. Открывает — тот адишайва, но в ином обличье! Пала она к его ногам, заплакала и засмеялась.
— О великий! Я тебя узнала. Я смирила ревность. Пускай приходит Намби!
И пришел тогда к ней Намби. А с небес ливнем пролились на землю чудесные цветы. И возликовали все боги и люди все.
Вот что случилось с Намби из Арура, с поэтом Сундараром, с тем любимцем Шивы, который в прежнем своем воплощении был влюблен в двух прислужниц, а в этом — стал их мужем. Вот что было с рабом великого, пока он вновь вечной обители Шивы не достиг.
А достиг он ее еще молодым, на тридцать первом году жизни. К этому сроку сумел он уже полностью исчерпать свою страсть и привязанность к земному существованию.
V. ПОВЕСТЬ ОБ ОТШЕЛЬНИЦЕ КАРАЙККАЛ
В стране Чола, на изрезанном бухтами берегу моря, среди густых прибрежных рощ, стоял некогда прекрасный, богатый, изобилующий кораблями портовый город, называемый Карайккал[152]. Придерживающиеся пути дхармы, беспорочные и преисполненные достоинств купцы, жившие в Карайккале, вели обширную торговлю с заморскими странами. Кастовым старейшиной у этих купцов был в то время Дханадатта, известный не только своим богатством, но честностью и праведным образом жизни. И за содеянный им тапас родилась у его жены дочь, прекрасная, как Лакшми, которую называли Пунидавади, что значит «чистейшая». Она росла необычной девочкой. Первым словом, которое она научилась говорить, было не «мама» или «папа», а «Шива». И она произносила это слово непрерывно без устали, даже бегая наперегонки, прыгая или играя со своими подругами. И с раннего детства она ни к родителям, ник подругам не тянулась так, как тянулась к проходящим иногда мимо их дома странствующим шиваитским аскетам. С необычайной силой влекло ее к обожженным солнцем рабам Шивы, одеждой которой служила лишь набедренная повязка и глаза которых постоянно горели любовью к танцующему богу. Пунидавади была очень милой и красивой девочкой. Ее родители дали ей образование, скорее приличествующее дочери брахмана, чем девочке из купеческого сословия. Так она дожила до того возраста, когда ее тонкий стан и упругая грудь стали вызывать восхищение и зависть подруг и когда девочке уже не пристало выходить из дому одной.
