Повесть о военных годах - [122]

Мы снова переправлялись через Дунай. Отдавали концы в болгарском порту, чтобы бросить чалки у румынского берега. Большие, как пристань, паромы принимали сразу по нескольку танков и множество колесных машин.

Снова мы были в Румынии; перевалив через Трансильванские Альпы, мы должны были выйти к Венгрии.

Части Второго Украинского фронта уже очистили от гитлеровцев территорию Румынии, но встретиться с противником нам все же пришлось.

Бетонированное шоссе вывело нас снова к Дунаю, теперь уже к границе с Югославией.

На окраине небольшого портового городка Турну-Северин, приютившегося среди гор, на берегу реки, наши части охранения были обстреляны из-за Дуная огнем артиллерии. На югославской территории, укрывшись за скалами, отделенные от нас только узким ущельем да рекой, засели гитлеровцы. Как и выяснилось позже, это была группа, отрезанная от своих частей и загнанная в горы наступающими частями Третьего Украинского фронта, освобождавшими Югославию. В распоряжении противника имелась малокалиберная артиллерия, и весь участок шоссе вдоль Дуная, который нам предстояло пройти, легко простреливался.

Опасный участок не превышал тридцати километров. В конце его, от города Оршова, шоссе круто сворачивало на север, в горы, и кратчайшим путем выводило нас прямо к месту назначения. Поворачивать обратно, совершать марш в горах, да еще протяженностью более трехсот километров, было поздно и нецелесообразно. Дорога каждая минута.

Решение вопроса облегчило известие о том, что в городе Оршова стоит румынская дивизия. Командир корпуса решил во что бы то ни стало проскочить под носом у противника, воспользовавшись ночью и помощью румынской дивизии.

Котловец получил приказ: ночью пройти вдоль Дуная, взяв с собой только боевые машины, связаться с румынскими частями, вместе с ними прикрыть и обеспечить огнем переход всего соединения.

Через полтора часа пришла шифрованная радиограмма от Котловца:

«Вышел в указанный район. Связался с румынским пехотным полком. Готов к выполнению задания».

На следующую ночь по шоссе вдоль Дуная двинулись и другие части соединения.

До дня, вернее, до ночи, назначенной для перехода, стояла дурная погода. Мы очень рассчитывали на пасмурную ночь, но, как назло, подморозило, взошла яркая луна.

— Эх, красавица, до чего же ты некстати стараешься! — попенял на луну Евгений Новожилов, заменивший погибшего Колбинского.

Но луна невозмутимо лила ровный свет на Дунай.

Колесные машины бригады разместили между танками: если подобьют машину, сзади идущий танк немедленно сбросит ее в Дунай и освободит дорогу остальным.

Без огней выстроились на дороге машины.

Слева тихо плескались волны Дуная, справа предательница-луна, освещая нас своим сиянием, отбрасывала на отвесные скалы высокой горы большие, расплывающиеся тени.

Так же прекрасна была ночь, как и тогда, когда мы впервые пересекали Дунай, но ничего красивого не находили мы сейчас в мертвенном свете луны. Раздражали колючие звезды, а Дунай казался таким холодным, коварным и жестоким, что на него и смотреть не хотелось. Молча мы тронулись в путь. Быстро бежали машины по шоссе. Молчал неприятельский берег. Вдруг разорвался снаряд, вспыхнула впереди машина и, увлекая за собой камни, полетела под откос.

Дунай жадно чавкнул, проглотив свою жертву, и снова тихий плеск волн; колонна, почти не задерживаясь, шла вперед.

От молниеносной расправы с горящей машиной, без криков и ругани, в полной тишине сброшенной в реку неумолимой рукой, стало совсем жутко. Мучительно тяжело было ехать, чувствуя себя прекрасно обозреваемой подвижной мишенью. Самое страшное при этом — полное бессилие перед невидимым врагом. Мы не могли даже противопоставить наши мощные орудия малокалиберным пушкам противника.

Уже на подходе к Оршове мы услышали частую ружейно-пулеметную перестрелку, изредка ухали танковые пушки. Котловец сообщил по радио, что ведет бой с противником. В бой, в самый тяжелый бой, только бы не представлять собой подвижной беспомощной мишени на марше!

Наконец мы прибыли. Возбужденный недавним боем, Котловец ввел нас в курс дела.

В прошлую ночь, заметив, что к Дунаю подходят русские танки, противник заволновался. И было отчего. С юга фашистов прижимали войска Третьего Украинского фронта. Спастись противник мог, лишь прорвавшись в Венгрию. Но дорогу преградили река и мост, охраняемый румынскими частями.

Заслышав гул моторов, противник без труда определил, что подходит советская механизированная часть. Гитлеровцы теперь думали лишь о поспешном отходе и ночью атаковали мост. Но пробиться им не удалось: Котловец при поддержке румынских пехотных частей отбросил врага снова за Дунай.

Спохватившись, гитлеровцы наскоро вытащили на берег свои пушки. Вот почему больше всего досталось нашей танковой бригаде, замыкавшей общую колонну.

Котловец громко сетовал на то, что никак толком не может допросить пленных.

— Слаб я в немецком языке, а румыны, те тоже по-своему говорят… Вы ж понимаете, переводят мне с немецкого на румынский. Ну что мне с того румынского? — развел руками Котловец.

В штабе румынской части мы оказались свидетелями любопытного разговора. Немецкий офицер, красный и злой, скомканным платком, как промокательной бумагой, вытирал вспотевший лоб. Румыны, возбужденно размахивая руками, говорили громко, быстро и все вместе. В углу комнаты за спором наблюдала группа пленных офицеров. Среди них выделялся высокий полковник с эмблемами на петлицах — череп со скрещенными костями, знак дивизии СС «Мертвая голова». Он кусал губы и теребил в руках большой носовой платок, от которого время от времени с треском отрывал ровные полоски. При виде нас румыны на минуту замолчали.