Повесть о военных годах - [118]

Под лучами утреннего солнца растаял горный иней. Танки, умытые, чистые, сияющие влажной броней, как бы подбодрившись, весело бежали по дороге — аллее из фруктовых деревьев. Ускоряя ход, чтобы наверстать потерянное в горах время, бригада оставляла за собой живописные рощи, заросли акаций, виноградники с тяжелыми гроздьями прозрачного винограда.

— Впереди населенный пункт, — снова доложил Котловец, — перед ним большое скопление людей.

Командир бригады, обгоняя танки, выехал в голову колонны. За ним — часть штабных машин, «виллисы» и мотоциклисты.

Перед селом, на дороге, деревянная арка. На алом плакате белыми буквами скорой прописью выведено: «Красной Армии слава!». На обочинах дороги в праздничных костюмчиках с букетами красных цветов стояли дети. Под аркой пожилой крестьянин с обнаженной головой протягивал навстречу танкам большое блюдо, покрытое вышитым рушником. На рушнике лежал румяный круглый каравай.

Командир бригады вышел из машины, за ним спешились офицеры штаба бригады, сзади всех Котловец, не спускавший глаз с удивительной арки. Крестьянин с хлебом-солью поклонился как мог низко и вручил полковнику тяжелое блюдо:

— Добро пожаловать! Болгарин и русский — одна кровь, браты!

Подошли две девушки, на подносах принесли большие графины с водкой и много маленьких рюмочек. Болгарин налил себе из каждого графина по рюмке и выпил, потом предложил офицерам. Подошли другие крестьяне, и несколько десятков рук подняли рюмки.

— На здраве Червона Армия! — крикнул тот, что подносил каравай.

— Спасибо, родные. — Голос у комбрига дрогнул. — Нас послал советский народ. Мы несем с собой свободу. Не будет у вас больше фашистов, мы обещаем вам: вы будете свободны и счастливы.

Тронулись танки, посыпались красные цветы, девушки бросали нам персики, яблоки, груши.

Много деревень и деревушек проехали мы по Болгарии, и везде нас радостно встречали красными флагами, цветами и пятиконечными красными звездами, нарисованными на стенах белых домиков. Комбриг приказал не останавливаться: остановки да еще с угощениями угрожали задержать нас надолго. Но разве сдержишь радость целого народа? Народа, который знал, что люди в замасленных комбинезонах, покрытые толстым слоем пыли, сквозь которую блестели лишь зубы да глаза, — освободители, вестники начинавшейся новой, счастливой эры в Болгарии!

К полудню головные танки Котловца вступили в почти круглый по своим очертаниям город Нови-Пазар.

В центре города большая площадь шестигранником, с разбегающимися во все стороны лучами — улицами. Площадь и все прилегающие улицы заполнены людьми. Жители города задержали фашистов, пытавшихся скрыться, и передали их Котловцу. Плотной живой стеной обступили нас болгары, даже на крышах одноэтажных домиков сидели и стояли взрослые, солидные люди, нарядные женщины. Развевались болгарские полосатые национальные знамена, рядом с ними огненными языками взметались над толпой алые полотнища, слышались приветственные возгласы:

— Красной Армии слава! Мы — славяне! Одна кровь!

Не успели мы опомниться, как нас подняли на руки. Нас даже не качали, просто подняли на руки и стали разносить по домам, в гости.

Незабываема первая встреча с болгарскими коммунистами. Они пришли в штаб и предъявили свои партийные документы и небольшие значки — свидетельство участия в движении Сопротивления, в партизанской борьбе.

Взволнованный Оленев крепко пожимал им руки:

— Здравствуйте, товарищи, здравствуйте, дорогие!

Он пригласил их к столу, оговорившись:

— Что же это я вас приглашаю, товарищи? Вы приглашайте. Вы хозяева, а мы ваши гости. — Таким открытым, душевным, я бы сказал размягченным, Оленева знали немногие и видели только в кругу очень близких друзей.

— Сядем, как братья, — улыбнулся один из пришедших коммунистов, видимо, старший.

Оленев сжал ему плечи:

— Сядем, брат!

Все уселись вокруг стола, накрытого в саду, в беседке, увитой гибкими виноградными лозами. Тяжелые кисти зрелого винограда свисали низко над головой. Широкие виноградные листья пестрым плащом закрывали беседку и сидящих в ней людей от палящих лучей солнца. Но оно не сдавалось и, пробиваясь сквозь легкий покров, бросало яркие блики на мужественные лица, освещая пламенные черные глаза болгарских коммунистов. Один из них, с седой прядью в угольно-черных волосах, рассказывал:

— Только вчера мы вышли из подполья, товарищи. Вчера сместили кмета[7] — немецкого ставленника — и выбрали временные органы самоуправления. Гитлеровцы были еще в городе, товарищи, но мы решили взять власть в свои руки, а потом предъявить им ультиматум. Но они знали, что вы идете, товарищи, и им было не до нас.

Болгары часто повторяли слово «товарищи», они произносили его с нежностью, громче других. Оленев, да и все мы понимали, почему взволнованно дрожали голоса у болгарских коммунистов: до вчерашнего дня такое простое и полное значения слово «товарищ» могло здесь звучать громко и всенародно только с высоты фашистского эшафота.

— Налей вина, товарищ… слушай, товарищ… — то и дело повторял и Оленев.

Коммунисты благодарили его взглядом и рассказывали о своей борьбе с фашистами, а мы с восхищением смотрели на мужественных людей, которые выдерживали самые лютые пытки и шли на смерть, но не сгибались. Фашисты вешали борцов движения Сопротивления, но они воскресали в памяти и делах десятков и сотен новых патриотов, встававших на место погибших.