Повесть о Великом мире - [141]

Шрифт
Интервал

5

О ТОМ, КАК ХИРОАРИ СТРЕЛЯЛ В ПТИЦУ-ОБОРОТНЯ

В седьмую луну третьего года правления под девизом Гэнко этот девиз сменили на Кэмму. Говорят, что таков был добрый пример позднеханьского Гуан У[1012], который, усмирив мятеж Ван Мана[1013], вторично унаследовал ханьскую державу и благоволил изменить девиз правления.

В том году очень много людей умерло от повальных болезней. И не только это. С той осени на дворце Пурпурных покоев появилась птица-оборотень, которая стала кричать: «До каких пор?! До каких пор?!». Её голос отдавался в облаках и прогонял сон. Среди людей, которые этот крик слышали, не было таких, кто бы не возненавидел его. Вельможи соглашались между собой, говоря: «В старину в иной стране, в эпоху правления Яо, взошло девять солнц. Человек по имени И узнал об этом и восемь солнц сбил стрелами.

В нашей стране в старину, в те времена, когда на престоле находился экс-император Хорикава, водился оборотень, и он мучил государя. Государево повеление получил прежний губернатор провинции Рикуоку Ёсииэ[1014]. У нижнего входа во дворец трижды запела его тетива и он заставил оборотня утихнуть. Кроме того, в бытность на престоле экс-императора Конъэ[1015], поднявшись в облака, кричала птица нуэ[1016]. Тогда его милость Гэн-самми Еримаса по воле императора сбил её стрелой. Так разве не найдётся в роду Гэн такого человека, который бы смог сбить её стрелой?».

Так все спрашивали, однако, может быть, оттого, что все считали, что если промахнёшься, то это будет стыд на всю жизнь, — только никто стрелять не вызвался.

Тогда, подумав, нет ли подходящего человека среди стражей северной стены дворца или воинов на службе у придворных сановников, предложили:

— Человек по имени Сануки Дзиро Саэмон Хироари, который служит у его милости канцлера и Левого министра Нидзё, этим искусством, как будто, владеет.

С этими словами сейчас же вызвали Хироари. Получив повеление императора, Хироари обследовал сигнальные колокольчики на дворце. В действительности эта птица была так мала, словно могла свить гнездо в ресницах у комара, так что стрелой её было не достать. Пока птица не поднимется в воздух, в неё не попасть. Если её станет видно, и она будет на расстоянии полёта стрелы, я в неё попаду во что бы то ни стало, — так он подумал, возражений против не нашёл и согласился взяться за это дело. Потом, взяв лук и стрелы, которые были у его слуги, он укрылся в тени под навесом крыши и стал наблюдать за внешним видом этой птицы. Ночью семнадцатого числа восьмой луны, когда луна была особенно ясной, в прозрачном воздухе над обителью его величества повисло чёрное облако, и стал то и дело раздаваться крик птицы.

Когда она кричала, было видно, как из её рта исторгалось пламя, из звуков своего голоса она метала молнии, и сполохи от них проникали за бамбуковые шторы государя. Хироари высмотрел место, где находилась эта птица, натянул тетиву лука и вложил в неё стрелу с наконечником в форме листа стрелолиста. А государь изволил выйти из дверей южного дворца[1017] и смотреть на него. Его милость канцлер и те, кто ниже его, — левый и правый старшие военачальники, старшие и средние государственные советники, восемь советников Высшего государственного совета, семь секретарей, помощники глав восьми ведомств, домашние чиновники встали плечом к плечу наверху и внизу пагод, сотня гражданских и военных чиновников смотрели на это. Все напряглись от страха: что-то будет?!

Хироари повернулся и уже хотел натянуть тетиву, но, как будто, подумал немного, выдернул из стрелы наконечник для охоты на диких гусей и отбросил его. Потом в лук, рассчитанный на двоих, с силой вложил двойной толщины стрелу длиной в двенадцать кулаков, но сразу не выстрелил, а подождал, пока птица закричит. На слух он угадал, что птица слетела ниже обычного, что место, где она закричала, находится в двадцати дзё от гребня крыши дворца Пурпурных покоев и со звоном спустил тетиву. Наконечник стрелы пропел-прозвучал наверху дворца Пурпурных покоев, на звук его отозвались облака. Что получилось? — не знали. Потом услышали, как рухнуло что-то вроде большой скалы и, расколовшись надвое, упало с края крыши дворца Добродетельной старости к основанию бамбука.

Те, кто находился наверху и внизу пагоды, в один голос с чувством закричали:

— Ого! Сбил, сбил!

Этот крик не утихал целые полчаса[1018]. Когда воины дворцовой охраны, высоко подняв сосновые факелы, посмотрели на птицу, голова у неё была как у человека, форма тела — как у змеи. Клюв загнут вперёд, зубы острые, как у пилы. На обеих ногах имелись длинные шпоры, которые действовали, как сабли. Когда её крылья растянули и посмотрели, их размах был в один дзё шесть сяку[1019].

Тогда государь благоволил поинтересоваться:

— И всё-таки, в то время, когда Хироари стрелял, он вдруг выдернул и отбросил прочь наконечник стрелы для охоты на диких гусей. Отчего это?

Хироари благоговейно произнёс:

— Когда эта птица закричала на крыше дворца августейшего, упала стрела, которую я собирался выпустить, и тут я решил, что следует отказаться от стрельбы, пока птица находится на дворце, и отбросил наконечник стрелы, предназначенный для охоты на диких гусей.


Рекомендуем почитать
Победа Горокхо

В книге впервые на русском языке публикуется литературный перевод одной из интересных и малоизвестных бенгальских средневековых поэм "Победа Горокхо". Поэма представляет собой эпическую переработку мифов натхов, одной из сект индуизма. Перевод снабжен обширным комментарием и вводной статьей.


Книга попугая

«Книга попугая» принадлежит к весьма популярному в странах средневекового мусульманского Востока жанру произведений о женской хитрости и коварстве. Перевод выполнен в 20-х годах видным советским востоковедом Е. Э. Бертельсом. Издание снабжено предисловием и примечаниями. Рассчитано на широкий круг читателей.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Цвет абрикоса

Китайский любовный роман «Цвет абрикоса» — это, с одной стороны, полное иронии анекдотическое повествование о похождениях молодого человека, который, обретя чудодейственное снадобье для поднятия мужских сил, обзавелся двенадцатью женами; с другой стороны — это книга о страсти, о той стороне интимной жизни, которая, находясь в тени, тем не менее, занимает значительную часть человеческой жизни и приходится на ее лучшую, но краткую пору — пору молодости. Для современного читателя этот роман интересен как книга для интимного чтения.


Гуань Инь-Цзы (избранные изречения)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Антология китайской классической поэзии «ши» VI-XVI веков в переводах Бориса Мещерякова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы из всех провинций

Ихара Сайкаку (1642–1693), начавший свой творческий путь как создатель новаторских шуточных стихотворений, был основоположником нового направления в повествовательной прозе — укиё-дзоси (книги об изменчивом мире). Буддийский термин «укиё», ранее означавший «горестный», «грешный», «быстротечный» мир, в контексте культуры этого времени становится символом самоценности земного бытия. По мнению Н. И. Конрада, слово «укиё» приобрело жизнеутверждающий и даже гедонистический оттенок: мир скорби и печали превратился для людей эпохи Сайкаку в быстротечный, но от этого тем более привлекательный мир радости и удовольствий, хозяевами которого они начали себя ощущать.Т.