Повесть о светлом мальчике - [37]
По всей опушке привязаны лошади на арканах. Самая знать расположилась близко к хуре, а то и во дворе его, а беднота — в лесу.
Вот толпа повалила в хуре, и я не отстал от прочих. Во дворе хуре находилось много лам, у каждого через плечо была повязана широкая красная лента, а конец ее замотан вокруг пояса. Верхние места занимали старые бритые ламы, у некоторых лам были длинные-длинные бороды из нескольких волосков. Они раскачивались и читали, кто по книге, кто с закрытыми глазами, на память. У других лам в руках были медные тарелки, в которые они колотили столь усердно, что звук походил на визжанье провинившейся собаки. Гремели два огромных барабана, гудели гонги. А возле выхода расположились ученики лам, их глаза поблескивали жалко и тревожно, словно глаза ягнят, которым не дали сена.
Я вместе с толпой продвигался все дальше в глубь хуре. Там стоял густой дым от разных благовонных курений, из этого дыма на меня глядели страшные рожи зверей с разинутыми пастями. Некоторые изображения сверкали, видно, были золотыми. Люди, проходя, стукались об этих идолов лбами, стукнулся и я. Мне вдруг вспомнились слова богатыря на быке, что ему хочется поклониться самому могущественному богу — Майндыру. Чтобы как-нибудь не пропустить Майндыра, я принялся усердно кланяться и стучать лбом обо всех богов, выставленных в хуре. Что творилось в моей душе — объяснить невозможно: страх и любопытство, волнение, недоумение. Я совсем забыл бабушкину просьбу помолиться за живых и мертвых.
Теперь люди шли между рядами лам, подставляя головы, а ламы ударяли по ним книгой, барабаном, тарелкой — что у кого было в руках. Выйдя из хуре, я услышал почтительный шепот со всех сторон:
— Майндыр! Вон сам Майндыр едет!
«Ну вот, теперь, наконец, я увижу настоящего живого бога», — успокоенно подумал я и стал выглядывать из-за спин людей. Впереди толпы двигалась процессия. Была видна высокая колесница, запряженная людьми. На ней — носилки, покрытые пологом из желтого шелка, оттуда высовывалась голова старого седого ламы. Позади старого ламы стоял лама помоложе, на нем была шапка с гребешком из золотых нитей, вроде петушиного. Лама важно оглядывал народ. «Наверное, он и есть Майндыр», — подумал я, но, протиснувшись ближе, увидел, что этот лама очень некрасивый, с сальным угреватым лицом и большим носом. В передке колесницы была прикреплена зеленая лошадка, которую люди называли божьей лошадью.
Перед колесницей шагал целый оркестр — двое с длинными-предлинными трубами, концы которых были положены на плечи впереди идущих. Трубы издавали низкие звуки — точно кричал рассерженный верблюд-самец. За трубами шествовали еще четверо лам с кларнетами — кларнеты пели нежными приятными голосами.
Много сил потратить пришлось, пока я, протиснувшись сквозь толпу, не очутился рядом с колесницей. Каждому хотелось коснуться реликвий. Народ шел с поднятыми ко лбу ладонями, кланяясь. Из-за этого все натыкались на впереди идущих, толкались, падали, получалась свалка. А совсем близко к колеснице я протиснуться побоялся: стоявший на передке лама размахивал тяжелой палкой, чтобы расчистить путь. Меня бы он уложил, как зайчишку.
Когда колесница достигла южной части двора хуре, она повернула и объехала двор по солнцу. Толпа осталась за воротами — далее за колесницей следовать было нельзя.
Потом начался обрядовый танец. В нем участвовали важный главный черт и чертенята, а после был танец живых богинь — дариги. Роли богинь исполняли мужчины в нарядных костюмах и в масках. На них были разноцветные халаты, расшитые шапки, обувь из разноцветной кожи и сукна. На масках их были нарисованы такие красивые женские лица, что я подумал: где богу устоять перед их просьбами — наверное, все-таки отпустит людям грехи. Танец их под приятную музыку напомнил мне цветы, покачиваемые ветром, или молодые побеги цветущей ивы.
После этих танцев все другие развлечения — и борьба и скачки — померкли для меня. Это было самое прекрасное из того, что я до сих пор видел.
Однако я очень обрадовался, когда победителем в борьбе оказался наш дорожный знакомец богатырь Арзлан. Он надолго остался в моей памяти таким, каким увидел я его на поле борьбы, — в коротких кожаных трусах и такой же курточке, загорелый, могучий, танцующий вместе с другими борцами традиционный «танец орла».
Я участвовал в скачках, но приза не взял, мой Аскымчи-Бора пришел четвертым.
ЗАПАХ РУССКОГО ХЛЕБА
Приближался восемнадцатый год. О событиях в России у нас пока ходили слабые и недостоверные слухи, но в наших краях тоже стало неспокойно. Появились китайские гоминьдановские войска Ян Чи-чао, монгольские войска. Они жгли русские села, грабили торговые фактории, а наша Танну-Тува была словно кусок мяса между сворой собак и волков. И русские купцы не прочь были урвать от нее кусок, убегая, а монголы и китайцы на правах хозяев насильно вербовали лучших тувинских стрелков. Из наших овюрцев попали к ним храбрецы Тугур и Кечил, но особенно много навербовали они людей в западных районах. Тувинские нойоны и чиновники бегали между этими всесильными сторонами, поджимая хвосты, словно шакалы, стараясь угодить и тем и другим.
