Повесть о старых женщинах - [223]

— Бедная старушка! — с состраданием прошептала Лили.

Потом, ничего не говоря, Лили поднесла руку к горлу.

— Это что за штука?

— Она мне только что ее подарила.

Дик наклонился совсем близко, чтобы рассмотреть брошь. «Гм!» — пробормотал он. Его мнение было неблагоприятным. И Лили присоединилась к нему, приподняв бровь.

— Камею тебе, надо полагать, придется носить! — заметил Дик.

— Она ужасно ею дорожит, бедняжка! — сказала Лили, — это брошь ее матери. И потом она говорит, что камеи снова входят в моду. Знаешь, эта брошка довольно мила!

— Интересно, откуда ей знать, что входит в моду! — сухо сказал Дик. — Ага, она опять мучила тебя фотографиями?

— Ну, — ответила Лили, — смотреть фотографии все-таки лучше, чем помогать ей раскладывать пасьянс. Если бы ты знал, как она сама с собой жульничает, это так глупо! Я…

Лили замолчала. Дверь, которая была неплотно закрыта, отворилась, и в комнату вошла, ковыляя, дряхлая Фосетт. Фосетт любила Дика Пови.

— Привет, Мафусаил! — громко приветствовал он собаку. У Фосетт не было сил даже помахать хвостом или стряхнуть налезавшую на мутные глаза шерсть, чтобы посмотреть на Дика. Дик наклонился и погладил ее.

— От этой собаки попахивает, — напрямик заявила Лили.

— А чего еще от нее ждать? Ей бы капельку синильной кислоты, чтобы не мучилась.

— Забавно: чуть намекнешь миссис Пови, что собака курам на смех, старушка сразу начинает кипятиться, — сказала Лили.

— Ну, это дело нехитрое, — промолвил Дик. — Намекай поменьше, вот и все. Держи язык за зубами, а нос — заткни.

— Дик, ну что ты болтаешь!

Появление Констанции прервало этот разговор.

— Миссис Пови, — сказал Дик голосом, исполненным благодарности, — Лили как раз показывала мне камею…

Он увидел, что, не обращая на него внимания, Констанция торопливо двинулась к окну.

— Что происходит на Площади? — воскликнула Констанция. — Когда я была в нижней гостиной минуту назад, я увидела, что по Веджвуд-стрит кто-то бежит, и подумала — что-то случилось.

Дик и Лили встали у окна рядом с ней.

Несколько человек торопливо шли через Площадь, а потом со стороны рынка появился бегущий человек в сопровождении доктора. Все они исчезли из виду под окном верхней гостиной, которое находилось над лавкой миссис Кричлоу. Поскольку витрины лавки выступали вперед, из окна гостиной невозможно было увидеть, что делается на тротуаре у входа.

— Что-то происходит перед лавкой… или у Кричлоу! — прошептала Констанция.

— Ах, мэм! — произнес испуганный голос у них за спиной. Это был оригинал давешней фотографии Мэри, которая незамеченной вбежала в комнату. — Говорят, миссис Кричлоу пыталась покончить с собой!

Констанция отпрянула от окна. К ней подошла Лили, которую инстинкт заставил проявить поддержку и сочувствие.

— Мария Кричлоу пыталась покончить с собой? — пробормотала Констанция.

— Да, мэм! Но, говорят, у нее ничего не вышло.

— О боже! Я, пожалуй, спущусь туда — может быть, нужно помочь! — воскликнул Дик Пови и, хромая, в волнении поспешил вниз.

«Ну не странно ли? — говорил он впоследствии. — И откуда мне такое везение? Ведь сегодня я оказался тут по чистой случайности! И так всегда! Где ни окажусь — обязательно случится что-нибудь необыкновенное». И даже от этого он испытывал удовлетворение и радость жизни.

II

Когда вечером, после всей беготни и суеты, Дик, наконец, вернулся к пожилой леди и ее молодой товарке, чтобы сообщить им, чем кончилось дело, его манеры были приведены в соответствие с настроением Констанции. Старушку глубоко взволновала трагедия, разыгравшаяся, по ее словам, прямо у нее под ногами, в то время как она преспокойно болтала с Лили.

В скором времени истина выплыла наружу. Миссис Кричлоу страдала приступами меланхолии. Выяснилось, что ее уже давно угнетал упадок торговли в лавке, хотя сама она в этом была неповинна. Площадь мало-помалу утрачивала былое положение. Даже пивная была уже не та. Несколько магазинов закрылось навсегда, а хозяева помещений потеряли надежду подыскать серьезных съемщиков. Лавки, которые продолжали работать, в большинстве своем еле сводили концы с концами. Только Холл да еще выскочка — новый торговец мануфактурой, который широко рекламировал свое дело, по-настоящему процветали. Кондитерская, составлявшая половину дела мистера Бриндли, пришла в упадок. Покупатели не ездили в Хенбридж за хлебом и бакалеей, но отправлялись туда за сластями. Из-за электрических трамваев Хенбридж снимал сливки с розничной торговли в Берсли. В Хенбридже появились беспринципные торговцы, готовые оплатить проезд любому покупателю, который оставит в их лавке хоть крону. Хенбридж был географическим центром Пяти Городов и стремился соответствовать своему положению. Всякое сопротивление было бесполезно! Если бы миссис Кричлоу была философом, если бы она знала, что география творит историю, она бы уже десять лет назад бросила свое дело. Но миссис Кричлоу была просто Мария Инсал. Когда-то она видела великолепие и расцвет Бейнсов, когда те чуть ли не снисходили до покупателей, обслуживая их. В те времена, когда она под крылом своего супруга взяла дело в свои руки, оно еще было солидным. Но времена изменились. Миссис Кричлоу продолжала бессмысленную борьбу. Она не понимала, что борется против прогресса, не понимала, что эволюция избрала ее одной из своих жертв! Она ведь по-прежнему трудолюбива, честно торгует, не закоснела в рутине, умеет экономить, не разбрасывается по сторонам! И все же доходы все падали и падали…