Повесть о спортивном журналисте - [3]

Наверное, это и стало первопричиной, первой каплей. Люся начала постепенно терять интерес к работе, стала желчной, завистливой, обвиняла других тренеров в интригах, во всех грехах, в ловкачестве. Только это помогает им воспитывать чемпионок! А вот ей — честной, прямой, ни перед кем не заискивающей — конечно, кто ж ей даст возможность растить таланты! Ха-ха! И таланты-то у нее немедленно забирают, передают другим...

Она не замечала, что деградирует как тренер, деквалифицируется, теряет авторитет и доверие учениц...

Теперь она была тренером-почасовиком в небольшом профсоюзном обществе, так, «для престижа», чтобы говорить, что работает. Два раза в неделю по два часа! Это называется работой!

Луговой поморщился. К сожалению, профессиональные неудачи жены отразились на их семейной жизни. То ли от безделья, то ли оттого, что не имела «дела жизни», Люся стала неожиданно ревновать Лугового.

Она отчаянно цеплялась за неизбежно уходившую молодость. В свои сорок лет она была еще очень красива, никто не давал ей больше тридцати.

Но Люся часами торчала у зеркала, и каждая новая морщинка превращалась в трагедию. Диету она соблюдала жестокую, гимнастикой по утрам занималась неукоснительно, плавала, бегала на лыжах.

Луговой советовал ей больше ходить, а не ездить, но Люся взрывалась, обвиняла его в том, что ему жалко их недавно приобретенной машины, что машина нужна ему, чтобы ездить с девками по ресторанам.

Луговой уже давно не спорил, он лишь пожимал плечами. Но практически машиной полновластно владела Люся, и где она ездила на ней целый день, оставалось тайной. Служебные и творческие успехи мужа вызывали у Люси двойственное чувство. С одной стороны, она гордилась, ей приятно было словно вскользь упомянуть в разговоре с подругами о служебном повышении Лугового, о каком-нибудь его сенсационном материале в газете или хвалебной рецензии на его книгу. Не последнюю роль играли и материальные блага — растущие заработки, зарубежные поездки. Люся стала мещанкой, ее увлекали тряпки, безделушки, какие-то никому не нужные приобретения для квартиры. Она требовала путевок в «модные» дома отдыха, билетов на кинофестивали, ей нравилось приглашать гостей, главным образом чтобы чем-нибудь похвастать перед ними. Предстоящее назначение Лугового привело ее в восторг, и она уже строила разные планы.

С другой стороны, успехи мужа ее раздражали. Начинали-то вместе, больше того, в спорте она оказалась удачливей, и вообще, не будь ее и ее покойных ныне родителей (любимая тема), еще неизвестно, добился бы чего-нибудь Луговой или нет! Это вопрос! Именно она в трудную минуту... и т. д. и т. п.

Поэтому то, что он ныне выше ее, не только профессионально, но и в человеческом плане, как личность, что ли,— вот это она не могла ему простить. И отношения в семье от этого легче не становились.

Когда дочь Люся-младшая была ребенком, все это удавалось как-то затушевывать, но теперь она стала взрослой, отлично все видела и понимала. Отношения родителей отражались на ней, на ее характере, настроении. Все это еще больше осложняло жизнь.

И в конце концов случилось то, что в таких случаях неизбежно случается: Луговой, уставший от гнетущей атмосферы дома, не находивший в нем прежней радости и покоя, встретил человека, который дал ему эту радость, этот покой, Ирину.

Мягко заурчав, транспортер пришел в движение, из подвальных глубин потянулись чемоданы московского рейса. Собаки сразу насторожились. Полицейские неторопливо двинулись к транспортеру.

Пассажиры оживились. Они столпились вдоль движущейся ленты, вытягивая шеи, стараясь разглядеть свои вещи пораньше, чтобы протолкаться в первый ряд и вовремя схватить чемодан, когда он медленно и равнодушно будет проплывать мимо.

Луговой не спешил. В Шереметьеве он сдавал багаж одним из первых, а следовательно, его большой черный чемодан, по прозвищу «удав», появится последним.

Да, Ирина...

Каждый раз, когда он думал о ней в разлуке, где-нибудь в дальних краях, его охватывало смешанное чувство нежности и грусти.

Они познакомились года два назад на мотокроссе, в котором Ирина принимала участие. Он же собирал там материал для очерка.

С точки зрения дела кросс обернулся для них неудачей. Она заняла место где-то в последней десятке, очерка н так и не написал.

Но именно тогда возникло их взаимное влечение, их рудная любовь, принесшая Луговому столько чудесных, только горьких минут. Ирина Ганская была молода, лет а пятнадцать моложе Лугового, и отличалась прямо-таки фантастическим жизнелюбием. Казалось, она каждый день, каждый час, каждую минуту наслаждалась ем, что живет, дышит, ходит, смеется, видит мир, общается с людьми, поет — словом, существует на этом замечательном белом свете.

Эту страсть, это обожание жизни она привнесла и в вою любовь к нему.

А он, уставший от своих семейных неурядиц, от творческих неудач, которые переживал в то время, обрел с Ириной душевный покой, легкость, хорошее настроение.

Сколько они потом ни старались, они так и не могли вспомнить, как же все началось, в какой момент, какими словами...

Что чувствовали тогда, о чем думали.