— Что с тобой? — участливо спросил Андрес.
— Дозубрился, — печально ответил Калью. — Чудиться стало всякое.
И тут все так расхохотались, что когда Вальтер Пихлакас заглянул в раскрытую дверь, он воскликнул:
— Вон как у вас весело! А я все думал: что это тракторист Мёльдер к нашим ребятишкам повадился?
— Ну, этим ребятишкам пальца в рот не клади! — усмехнулся тракторист. — Сейчас проходил мимо, смотрю — на горе малыши долбят ямы. Спрашиваю: «Зачем?» А мне какая-то пигалица отвечает: «Для анкерной опоры линии передачи»… Всё понимают. С таким народом бояться нечего!
— Весны немножко побаиваюсь, половодья, — серьезно сказал Пихлакас. — Уж очень дружная весна, вода в реке быстро поднимается. Ну ничего, справимся и с этим. Скоро нашу станцию пускать будем.
И вдруг Андрес понял, что и на самом деле работы остается совсем немного, что главное позади.
Этой зимой чуть ли не каждый день они говорили: «Вот когда у нас будет электростанция…»
Всем это казалось мечтой, прекрасной, но далекой. А сей час стало ясно, что уже скоро станет на место последний подшипник, побежит по шкивам приводной ремень. Щиток, у которого сейчас забавляется Волли Круус, щелкая рубильником, позволит на самом деле выключать и включать линию передачи. По этой их линии пройдет самый настоящий электрический ток!..
И там, где раньше было темно, вдруг загорится свет!
— Айме, когда кончим школу, поедем строить электростанции! Хочешь? — спросил Андрес.
— Поедем, — сказала Айме.
Тем временем дядя Аугуст еще раз осмотрел подшипник, показал, что нужно делать дальше, и спросил:
— Справитесь без меня?
— Справимся! Спасибо, дядя Аугуст! — ответил Андрес.
Тракторист ушел. Айме взялась за напильник. Ее кудряшки раскачивались в такт движениям рук. Андрес помогал подруге, и даже толстый Рауль что-то делал, склонившись над верстаком.
Волли взглянул на друзей. Ишь как люди работают! Интересно, почему это он, Волли, так часто оказывается далеко от своего рабочего места? Лоток там, за дверью, а Волли вон где! И Харри, оказывается, тоже тут! Тоже еще помощник! «Правая рука»!
— Что же ты бригаду бросил? — упрекнул Волли свою «правую руку».
— Я за тобой пошел. Вижу, стоишь — думал, может, помочь нужно.
Опять все засмеялись, а Волли дернул Харри за рукав:
— Пошли, нечего тут околачиваться!
Они убежали. Разговоры в здании станции смолкли, и раздавалось только постукивание, звон металла да скрежет напильника.
Наконец Айме спросила у Андреса:
— Как, по-твоему, готов? А что делать теперь?
— Я думаю… — важно начал Андрес. И умолк. Нет, ни к чему этот дурацкий тон!
И он сказал честно:
— Айме, ничего я не думаю, просто я не знаю! Того и гляди, еще испортим… Хочешь — сбегаем к Мёльдеру домой, спросим?
— Бежим! — закричала Айме, уже исчезая за дверью.
Они мчались мимо свежевырытых ям для столбов, мимо маленьких дубков будущего парка и высоких старых лип.
В конце аллеи они немного передохнули, но потом снова припустились под гору, среди кустов ивняка, где на ветках торчали смешные мохнатые комочки с желтыми тычинками.
Андрес запел:
Весна, весна, весна, весна.
Петь на бегу было трудно, он замолчал. Но ласковое слово «весна» осталось с ними и звучало словно задорный походный марш.
В доме, где снимал комнату тракторист, на стук никто не отозвался.
— Бежим к нам! — сказал Андрес. — Может быть, дядя Аугуст у нас.
Домик Салусте был совсем рядом. Как вежливый хозяин, Андрес распахнул перед Айме дверь. И оба замерли на пороге.
Дядя Аугуст держал за руки маму Андреса.
Аугуст что-то говорил ей, а Хельги слушала и улыбалась.
Заметив детей, она шагнула в сторону. Медленно провела по лбу рукой, откинула упавшую прядь волос. Отвернулась.
Тогда тракторист, тяжело ступая, ушел. Он прошел мимо Андреса и Айме так, словно никогда, ни раньше, ни сейчас, не видел их.
Хельги взглянула на Андреса как-то незнакомо, растерянно. И спросила:
— Ты уже вернулся?
Словно и она его не видела!
Андрес хотел броситься к маме, узнать, в чем дело. Но вместо этого вдруг повернулся и выбежал из комнаты. Ему было слишком больно. Мама не должна так ласково улыбаться чужому человеку!
Андрес бежал к речке, но мысли его упорно возвращались назад, к дому.
Зачем, зачем все это? Всегда было так ясно, что мама — это только мама, что ей нужно ходить на работу, прибирать комнату, проверять дневник, целовать Андреса на ночь… И вдруг в их дом пробирается посторонний человек!
Айме догнала друга на берегу Метсайыги.
— А я у вас во дворе котенка видела, — сказала Айме. — Это ваш? Смешной, пушистый… как вербочка! Где вы его взяли?
Андрес взглянул на Айме. Конечно, она все понимает. Про котенка она говорит просто так, нарочно. Она умная!
— Смотри-ка, сколько воды! — показала Айме на речку. — Вон как поднялась! Как бы не помешала нашей стройке.
Но Андрес думал о своем. Не таясь, он пожаловался:
— Это нечестно. Он сюда приходил, кадки со мной выкатывал. А дома крышу чинил. И вдруг…
Андрес не хотел слушать утешений. Он понимал только одно: только что у него чуть не украли маму.
Да и все мы, видя, что наши мамы живут только нами и для нас, — как мало мы думаем о них самих! Как долго мы считаем, что они наши. Наши мамы. Только мамы.
