Повесть о "разделённой любви" - [8]

10. Похороны в Хельсинки

…1951 год… Плачущие толпы вдоль главной заснеженной улицы Хельсинки… Медленно движется чёрный катафалк в кавалерийском эскорте… Вслед — всё ещё изящная и стройная старушка-кобылица Кэти, — любимая всеми детьми и взрослыми Суоми последняя верховая лошадь маршала… Укрытая свисающим по копыта прозрачным крепом попоны, медленно бредёт она сама по себе по пустынной середине улицы, до земли уронив свободную отныне от уздечек и поводьев прекрасную головку… Скорбно переступая непослушными ногами и пошатываясь, то движется вперёд по ослепительно белому насту нескончаемого полотна улицы. То вплотную подойдя к катафалку потерянно останавливается на мгновения у гроба Хозяина-друга… Толпы финнов и гостей вдоль замерших улиц и площадей застывают в мёртвой тишине. Потрясённые люди глотают каждый свой ком… Глядят как Кэти, от неизбывного ГОРЯ сил не имея подтянуться к гробу, нет-нет похватывает мягкими губами заднюю станину лафета… Нежные губы липнут-пристывают к мерзлому металлу… Она медленно, испытывая невыносимую боль, со стоном – эхом повторяемым вздохом застывших толп на тротуарах — отрывает их… Снова похватывает… И плачет… Плачет… А на почтенном расстоянии, следом за нею, бесконечной лентой течёт чёрная – по белому снегу – плачущая похоронная процессия…

…По сторонам — «натянутые струны» нескончаемых серых армейских шпалер. Чёрных – его егерей… Каждый из них жизнь бы отдал… И молчащие скорбно, застывшие – тоже в чёрном — ряды горожан…

…Маршал Маннергейм со своею четвероногой подругою проходят последним парадом…

11. Человек в себе

…О военной карьере и государственной деятельности Маннергейма известно практически всё – ХХ век оставил написанных о нём десятки книг, переведенных на все языки мира, и сотни журнальных статей. Но о личной жизни его знали немногие. В подробностях – никто. Тем более, сам он о них не распространялся. В одной из бесчисленных монографий посвященных неординарному этому человеку сказано одним из самых близких ему коллег, что интимные подробности «находятся далеко за пределами эпического полотна, в которое сам ли он или судьба его превратили его жизнь. Но Карл Густав Маннергейм — наследник «Серебряного века». И провидение последовательно выстраивает сагу его жизни, стремясь, чтобы он соответствовал ей. Из его бесчисленных официальных биографий, и даже из единственной автобиографии, известно ровно столько, сколько сам он считал нужным сообщить. Не более.

Почему? Менее всего, потому что якобы, – согласно общественному мнению Финляндии, — её национальный герой – тем более такого масштаба – не должен (не может) иметь личной жизни. Он должен остаться в памяти холодным монументом, подобным конной его статуе, поставленной на центральной площади Хельсинки. Всё это так. И не так. А по отношении самого нашего героя не верно. И по существу жестоко.

Личной жизни замечательный и безусловно достойный человек этот был самым беспощадным и грубейшим образом лишен. О том позаботились и расхваливаемые ныне «высокая человечность» окружения Российского двора. И сменивший его режим аж дважды «народной демократии». Первый вынудил верного своего слугу и защитника скрывать от «света» свою «разделённую любовь» к Катерине Гельцер чтобы уберечь саму её и её плод – боготворимого ими сына — от злобных пересудов в настоящем и судьбы бастарда в будущем. А себя — от барьеров в беспощадной карьерной гонке. Второй, — который настойчиво хоть и безрезультатно более тридцати лет пытаясь финнов уничтожить, — заставлял Густава не только прятать любовь, сына, а потом и внука даже от ближайшего своего окружения. Но и мысль о них заключать в тюремные стены непроницаемой тайны. И более тридцати лет(!) тщательно оберегать своё это единственное и бесценное достояние от чреватого гибелью возможного внимания-посягательства кремля.

12. Дела личные

Принято считать, что в жизни Карла Густава кроме первой официальной жены Анастасии Араповой, — дочери генерал-майора Императорской свиты, брак с которой заключённый в 1892 году продержался четыре года, — другой не было.

Однако были. Были ещё женщины. Ибо молодой, пылкий и, пожалуй, самый видный улан и кавалергард России не чурался их и любил проводить время в обществе представительниц именно прекрасного пола. Да и женился он (точнее, женили напористые и прагматичные родственники) на спасительном и для них тоже(!), и не малом, приданом Анастасии. И то лишь «по настоянию» председателя офицерского собрания Кавалергардского полка — не послушание могло разрушить его дальнейшую карьеру.

Были увлечения. И серьёзные. В том числе — мальчишеское совершенно — вдвое старше его сорокалетней светской львицею. Несомненно, женщиною в Петербурге красивейшей и заметнейшей – по галерее, хотя бы, писаных с неё большими художниками парадных портретов (теперь только в именитых музеях экспонируемых) — графиней Бетси (Елизаветой) Шуваловой. Что формально и привело к разрыву супружеских отношений и отъезду жены с дочерьми за границу… Но, ещё раз не мешает вспомнить: сам-то он – двухметровый красавец-офицер – тоже был ох как «заметен»!