Повесть о Платоне - [10]

Шрифт
Интервал
. Задумайтесь об этих словах, о силе вложенного в них ощущения беды и обездоленности. В заключительной фразе горечи еще больше: «Пусть меня забальзамируют лет на двести». Здесь, конечно, пафос смешан с иронией. Если бы Поэт и вправду ожил двести лет спустя, его по-прежнему окружала бы эпоха Крота во всей своей безрадостной силе. Но его произведение доказывает, что, несмотря на все убожество и гнет, даже тогда случались прозрения и проблески, позволявшие заглянуть в иную жизнь, которой суждено было ярко воссиять в эпоху Чаромудрия. Благодарю вас.

12

Платон. Благодарю тебя. Кажется, им поправилось.

Душа. Великолепное выступление.

Платон. Но верно ли сказанное?

Душа. Да, насколько кто-либо может судить. Меня особенно порадовало твое рассуждение о времени. Время всегда интересовало меня — по крайней мере, пока оно существовало. И звучало все очень убедительно. Должна к тому же сказать, что жестикуляция твоя улучшилась.

Платон. В Академии меня учили вызывать образы, но я был плохим учеником.

Душа. Нет. Ты просто другой. Я с самого начала это увидела. Даже ребенком ты отличался от всех. Ты предпочитал одиночество. Отказывался играть с осколками зеркал.

Платон. Я был такой урод…

Душа. Нет. Это был страх. Когда надо было танцевать с другими детьми в лабиринте, ты с криком кидался прочь.

Платон. Так действительно было?

Душа. Я неотлучно тебя сопровождала. И когда ты прятался в развалинах слоновьего замка>[17], и когда оплакивал смерть наставницы.

Платон. Ее звали Евфрена. Это она привела меня в Академию. Это она показала мне книги.

Душа. Ты помнишь, как плакал?

Платон. Я помню, как пришел в Дом Умерших.

13

Добро пожаловать, малыш Платон. Добро пожаловать в Дом Умерших. Сюда пришла твоя наставница, когда конец ее стал близок. Одни горожане мягко и тихо исчезают, другие, прежде чем истаять, много столетий покоятся здесь в своих оболочках. Раньше мы думали, что в миг смерти тело лишается всякой памяти и всякого воображения; но недавно было доказано, что умершие видят сны. Они лежат здесь, и им снятся их былые жизни. Мы знаем это, потому что можем слушать их сновидения. Почему ты плачешь, малыш Платон?

14

Душа. И все же ты остался в Академии.

Платон. Долг удержал меня. Нет. Это был мой собственный выбор. Я хотел прочесть все старые книги. Я уже был не здесь. Я был там, в них.

Душа. Уютное положение.

Платон. Почему?

Душа. Там ты мог укрыться.

Платон. Ты ошибаешься.

Душа. Мне ли не знать?

Платон. Я хотел обрести себя.

Душа. Ты хотел обрести голос.

Платон. Нет. Я хотел обрести веру.

Душа. Печальное было зрелище. Ты с уверенностью считал себя правым, а других горожан неправыми. Ты верил в значительность прошлого.

Платон. Конечно. Но не ты ли убедила меня в том, что книги — достойный предмет внимания?

Душа. Возможно. Я не помню.

Платон. Души не нуждаются в памяти. Они вечны.

Душа. Прошу прощения. Признаю свою ошибку. Но когда они предложили тебе надеть балахон оратора, я молчала.

Платон. Это был мой выбор. Я поступил так из страха.

Душа. Перед кем?

Платон. Перед ними.

15

Платон с Пирожного Угла>[18], ты получил балахон и маску оратора. Ты будешь говорить у всех ворот города. Какова твоя тема?

Я буду рассуждать о ранних веках земли.

16

Первую из эпох мы назвали эпохой Орфея; воистину то была весна нашего мира. То были дни, когда статуи, поддаваясь уговорам, оживали и сходили со своих каменных пьедесталов, когда духи рек и ручьев могли превращаться в деревья или поляны, когда из крови раненых героев в один миг вставали цветы. Даже боги то и дело становились лебедями или быками просто ради счастья преображения.

Орфей стал символом этой волшебной поры, потому что именно он открыл силу музыкальной гармонии и мелодиями своими заставлял деревья танцевать, а горы говорить. Однако радость, которую дарили ему заунывные звуки лютни, меркла перед его восторженной любовью к Эвридике — дочери речной нимфы; мы находим обиталища нимф даже здесь, близ Тайберна>[19] и Ли. Однажды, когда Эвридика разговаривала с цветком, ее ужалила полевая змея; женщина умерла мгновенно, глаза ее замкнулись для мира, и горе, поразившее Орфея, было таким сильным, что никакая музыка не могла его облегчить. Мы могли бы сказать, что он «низошел» в свое горе, — ведь мотив нисхождения занимает центральное место в воззрениях той эпохи.

Что касается Эвридики, она преобразилась в тень и переместилась в так называемый Аид — в темный подземный город, фрагменты руин которого обнаружены. Его правителем был Танатос, сын Хроноса; смерть, таким образом, — это дитя времени. Танатос был облачен в черный балахон, на котором были вытканы золотые звезды в знак того, что само небо было, в свой черед, сотворено временем и смертью.

Такой пронзительной была печаль Орфея, потерявшего Эвридику, что он отправился к богам горы Олимп, находящейся в Малой Азии, и взмолился о том, чтобы они исполнили его желание. Он хотел, чтобы ему позволили спуститься в подземный мир и свидеться с ней. Ему было сказано, что всякое подземное путешествие таит большие опасности; однако, посовещавшись за чашами с амброзией, боги все же разрешили ему исполнить его намерение. Почти в тот же миг он был перенесен ко входу в пещеру; он хотел было войти, но тут навстречу ему вышел из тьмы свирепый пес о трех головах (это нелепое и диковинное животное действительно существовало — его скелет был найден близ развалин Аида). Орфей, однако, не испугался и заиграл на лютне; чудовищный пес остановился, принялся лизать свои лапы всеми тремя языками и уютно улегся на землю под сводами пещеры. Вскоре он уснул. Услыхав его храп и скулящее дыхание, Орфей скользнул мимо и вступил в Аид.

Продолжить чтение
Еще от автора Питер Акройд
Основание. От самых начал до эпохи Тюдоров

История Англии — это непрерывное движение и череда постоянных изменений. Но всю историю Англии начиная с первобытности пронизывает преемственность, так что главное в ней — не изменения, а постоянство. До сих пор в Англии чувствуется неразрывная связь с прошлым, с традициями и обычаями. До сих пор эта страна, которая всегда была единым целым, сопротивляется изменениям в любом аспекте жизни. Питер Акройд показывает истоки вековой неизменности Англии, ее консерватизма и приверженности прошлому. В этой книге показана история Англии от периода неолита, первых поселений и постройки Стоунхенджа до возведения средневековых соборов, формирования всеобщего права и конца правления первого короля династии Тюдоров Генриха VII.

Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I

История Англии — это непрерывное движение и череда постоянных изменений. Но всю историю Англии начиная с первобытности пронизывает преемственность, так что главное в ней — не изменения, а постоянство. До сих пор в Англии чувствуется неразрывная связь с прошлым, с традициями и обычаями. До сих пор эта страна, которая всегда была единым целым, сопротивляется изменениям в любом аспекте жизни. Питер Акройд показывает истоки вековой неизменности Англии, ее консерватизма и приверженности прошлому. В этой книге освещается период правления в Англии династии Тюдоров.

Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

История Англии — это непрерывное движение и череда постоянных изменений. Но всю историю Англии начиная с первобытности пронизывает преемственность, так что главное в ней — не изменения, а постоянство. До сих пор в Англии чувствуется неразрывная связь с прошлым, с традициями и обычаями. До сих пор эта страна сопротивляется изменениям в любом аспекте жизни. Питер Акройд показывает истоки вековой неизменности Англии, ее консерватизма и приверженности прошлому. Повествование в этой книге начинается с анализа причин, по которым национальная слава после битвы при Ватерлоо уступила место длительному периоду послевоенной депрессии.

Лондон: биография

Многие из написанных Акройдом книг так или иначе связаны с жизнью Лондона и его прошлым, но эта книга посвящена ему полностью. Для Акройда Лондон — живой организм, растущий и меняющийся по своим законам, и потому «Лондон» — это скорее биография города, чем его история. В книге есть главы об истории тишины и об истории света, истории детства и истории самоубийства, истории кокни и истории алкогольных напитков. Возможно, «Лондон» — самое значительное из когда-либо созданных описаний этого города.

Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

История Англии – это непрерывное движение и череда постоянных изменений. Но всю историю Англии начиная с первобытности пронизывает преемственность, так что главное в ней – не изменения, а постоянство. До сих пор в Англии чувствуется неразрывная связь с прошлым, с традициями и обычаями. До сих пор эта страна сопротивляется изменениям в любом аспекте жизни. Питер Акройд показывает истоки вековой неизменности Англии, ее консерватизма и приверженности прошлому. Период между Славной революцией (1688) и победой армии союзников при Ватерлоо (1815) вобрал в себя множество событий.

Дом доктора Ди

«Дом доктора Ди» – роман, в котором причудливо переплелись реальность и вымысел, история и современность. 29-летний Мэтью наследует старинный дом, и замечает, что нечто странное происходит в нем... Он узнает, что некогда дом принадлежал знаменитому алхимику и чернокнижнику XVI века – доктору Джону Ди... Всю жизнь тот мечтал создать гомункулуса – и даже составил рецепт. Рецепт этот, известный как «Рецепт доктора Ди» , Питер Акройд приводит в своей книге. Но избавим читателей от подробностей – лишь те, что сильны духом, осилят путь знания до конца...Образ центрального героя, средневекового ученого и мистика, знатока оккультных наук доктора Ди, воссоздан автором на основе действительных документов и расцвечен его богатой фантазией.

Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.

Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.

И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.

Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».

От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.

Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.