Повесть о печальном лемуре - [20]
А в примечаниях, как и положено, шел анализ произведения: так, мол, и так, написано в 1929 году после последнего посещения Парижа, пронизано состраданием к участи несчастной женщины, к ее тяжелой доле. Поэт развенчивает иллюзию о красивой заграничной жизни, которая складывается в головах романтически настроенной публики. Люди видят лишь парадную сторону парижского общества. Рисуя в мечтах легкую, благополучную, праздничную картину, они забывают о том, что рядом с теми, кто наслаждается подобной жизнью, существует море тех, кто им обеспечивает все эти радости ценою адского труда. Вот, пудрой подпудрит, духами попрыщет, подаст пипифакс и лужу подотрет.
Сочувствие поэта трудящейся парижанке оставило бессердечного Виталика холодным, но вот неизвестное слово — а он уже тогда к словам был неравнодушен — зацепило. Пипифакс — это что? Спросил у мамы — не знает. Обратился к деду, он, правда, уже болел, но еще был дома, это только через год его отвезут в больницу — и уже навсегда. Эх, ингеле, сказал дед. В старое время попку вытирали не газетой, а мягкой специальной бумагой. Она-то и называлась пипифакс.
Вот это открытие! Специальная мягкая бумага! Подумать только!
И Виталик всерьез заинтересовался историей гигиены дефекации.
Мальчик был усидчивый, много раскопал. Началось все, как и следовало ожидать, в Китае чуть ли не в шестом веке. Хитроумные китайцы мало того что изобрели порох и бумагу, чтобы писать на ней, так еще и специальную бумагу для подтирки императорской задницы придумали — нежную, многослойную, ароматизированную. Ну и кое-что обломилось придворным — погрубее да слоев поменьше, но по сравнению с сеном (или газетой «Труд») очень даже неплохо. В Риме обходились губкой на палочке — одной для всего семейства, а в общественном туалете и для всех посетителей, — которую в паузах между применением по назначению окунали в соленую воду. Шли века, а в Европе продолжали пользоваться, по сезону: снегом, лопухом, травой, кто побогаче — тряпочкой. Вроде бы, выяснил Виталик, даже слово «туалет» произошло от французского toile — холстинка. Правда, Гаргантюа, как известно, предпочитал гусят, они мягкие и пушистые. Что ни говори, утверждал он, а лучше подтирки не найдешь (котята вроде тоже мягкие и пушистые, но — царапаются). Ну а с появлением и распространением такого средства массовой информации, как газета, проблема, казалось, была решена. У газеты был в этом отношении только один конкурент — телефонный справочник. Некоторые издатели даже сверлили дырку в углу такого тома, чтобы сподручнее было вешать на гвоздь.
Но время шло — и, как известно со слов Бориса Леонидовича, старилось, и вот, случился научно-технический переворот. Тогда-то в разнеженной Англии мистер Олкок и придумал ее, туалетную бумагу, тот самый пипифакс — правда, он назвал ее «бумажные бигуди». Дело было в конце девятнадцатого века, в восьмидесятые годы. И пошло-поехало, американцы открыли первую фабрику по выпуску этой бумаги, а уже немцы догадались свернуть бумажные ленты в рулон — был такой умник Ханс Кленк. Стал выпускать рулоны на тысячу листков, отделенных друг от друга перфорацией, чтобы легче отрывать. Да, видно, поначалу у него не все получалось. По этому поводу дед даже рассказал Виталику такой анекдот. В одной стране выпускали самолеты, у которых то и дело отламывалось крыло и всегда в одном и том же месте. Инженеры ломали головы и логарифмические линейки, пытаясь найти, в чем тут дело, и все в пустую: крылья как отламывались, так и продолжали отламываться. И тут один старик (сами знаете какой национальности) посоветовал как раз в опасном месте по всей ширине крыла сделать перфорацию. Да вы сбрендили, возмутились инженеры, но решили попробовать. И что бы вы думали — перестало ломаться крыло. Но как же старик об этом догадался? Призвали его и спросили: как, мол, ты, не имея ни знаний, ни опыта, до такого додумался? А тот в ответ: господа, вам когда-нибудь удавалось оторвать пипи-факс по перфорации? Понимаете, к чему я клоню?
А еще Ханс дал своему изделию имя Хакл (Hackle) — по первым буквам имени и фамилии. Тогда скромным барышням не придется говорить продавцу: «Дайте мне два рулона туалетной бумаги» (барышни, как известно, не какают, фу), а просто просят продать им парочку хаклов.
Ну а Виталик и его соотечественники так и продолжали мять и теребить газетные клочки аж до конца шестидесятых годов, когда наконец-то наши власти закупили в Британии оборудование и в Ленинградской области на Сясьском комбинате начали изготавливать туалетную бумагу.
Маленькая Люс смертельно больна. У ее отца остался последний выход — испробовать в действии машину времени, отправиться на пятьсот лет вперед в поисках лекарства для Люс — в слепой, но твердой убежденности, что люди далекого будущего не только намного разумнее, но и намного добрее людей XX века.
«…Илья, хоть и с ленцой, принялся за рассказы. Героя он нередко помещал в заваленную снегом избу или на чердак старой дачи, называл Ильей, снабжал пачкой бумаги, пишущей машинкой довоенной породы… И заставлял писать. Стихи, рассказы. Длинный роман о детстве.Занятие это шло туго, вещь не клеилась, в тоске и мучениях бродил герой по хрустким снежным тропинкам или шуршал листьями в сентябрьской роще, много и плодотворно размышлял. И всегда наступал момент, когда в повествование вплеталось нечто таинственное…» (В.
Герой романа на склоне лет вспоминает детство и молодость, родных и друзей и ведет воображаемые беседы с давно ушедшей из жизни женой. Воспоминания эти упрямо не желают складываться в стройную картину, мозаика рассыпается, нить то и дело рвется, герой покоряется капризам своей памяти, но из отдельных эпизодов, диалогов, размышлений, писем и дневниковых записей — подлинных и вымышленных — помимо его воли рождается история жизни семьи на протяжении десятилетий. Свободная, оригинальная форма романа, тонкая ирония и несомненная искренность повествования, в котором автора трудно отделить от героя, не оставят равнодушным ценителя хорошей прозы.
Он убежал на неделю из города, спрятался в пустующей деревне, чтобы сочинять. Но поэтическое уединение было прервано: у проезжих сломалась их машина. Машина времени…
Три экспедиции посетили эту планету. Вернулась только первая. Кто же поджидает землян на мирной, будто курорт, планете?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!
О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
В книгу вошли два романа известной писательницы и литературного критика Ларисы Исаровой (1930–1992). Роман «Крепостная идиллия» — история любви одного из богатейших людей России графа Николая Шереметева и крепостной актрисы Прасковьи Жемчуговой. Роман «Любовь Антихриста» повествует о семейной жизни Петра I, о превращении крестьянки Марты Скавронской в императрицу Екатерину I.
Многоплановый, насыщенный неповторимыми приметами времени и точными характеристиками роман Светланы Шенбрунн «Розы и хризантемы» посвящен первым послевоенным годам. Его герои — обитатели московских коммуналок, люди с разными взглядами, привычками и судьбами, которых объединяют общие беды и надежды. Это история поколения, проведшего детство в эвакуации и вернувшегося в Москву с уже повзрослевшими душами, — поколения, из которого вышли шестидесятники.
История петербургских интеллигентов, выехавших накануне Октябрьского переворота на дачи в Келломяки — нынешнее Комарово — и отсеченных от России неожиданно возникшей границей. Все, что им остается, — это сохранять в своей маленькой колонии заповедник русской жизни, смытой в небытие большевистским потопом. Вилла Рено, где обитают «вечные дачники», — это русский Ноев ковчег, плывущий вне времени и пространства, из одной эпохи в другую. Опубликованный в 2003 году в журнале «Нева» роман «Вилла Рено» стал финалистом премии «Русский Букер».
В новую книгу Леонида Гиршовича вошли повести, написанные в разные годы. Следуя за прихотливым пером автора, мы оказываемся то в суровой и фантасмагорической советской реальности образца семидесятых годов, то в Израиле среди выехавших из СССР эмигрантов, то в Испании вместе с ополченцами, превращенными в мнимых слепцов, а то в Париже, на Эйфелевой башне, с которой палестинские террористы, прикинувшиеся еврейскими ортодоксами, сбрасывают советских туристок, приехавших из забытого Богом промышленного городка… Гиршович не дает ответа на сложные вопросы, он лишь ставит вопросы перед читателями — в надежде, что каждый найдет свой собственный ответ.Леонид Гиршович (р.