Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна - [68]

– А это зачем? – спросил я.

– А сюда подарки после положатся, – сообщил Домовушка. – От Дедушки Мороза. И внучки его, Снегурки.

Я хмыкнул. Домовушка шутил очень серьезно.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ, в которой я поручаю Псу важное дело

Сказать, что вы простодушны, как ребенок, сэр, значило бы сделать детям комплимент, которого не заслуживают девять младенцев из десяти.

Сыщик Кафф

Тридцать первого декабря Домовушка с утра объявил «всеобщую помойку». По очереди, разумеется. И очень сокрушался, что в нашей квартирке негде пристроить баню.

– Уж как я Бабушку просил, как умолял, найди, говорил, хоть какое-никакое местечко, чтоб баньку-то наладить, а она мне, что-де нет такого местечка и найти его негде, разве что в шкапу, да в шкапу опасно, поскольку там время стоит; она и в шкап-то никого не пускала, ежели кому поглубже надо было залезть, окромя как с веревкою вкруг поясницы обвязанной…

Я удивился. Я еще не отвык удивляться всяким волшебным штучкам. Глубина шкафа, на мой взгляд, не превышала полуметра. Ну, может быть, от силы сантиметров шестидесяти.

– И-и, милай, да там идти-идти, ноги сбить, сапоги стоптать, и до конца не дойдешь, до задней, то бишь, стеночки, – покачал головкой, видя мое удивление, Домовушка. – Там изверение какое-то иное, не такое, как у нас.

Я не понял, что Домовушка понимал под словом «изверение», и переспросил.

– Я так мыслю, – сказал Домовушка шепотком, чтоб не слышал Ворон, – что там звери дикие да незнаемые водются. В глубине, конечно, потому как у входа никакого зверья я не видывал. А я токмо до третьего поворота доходил, где у нас кадка с елкою помешается. Однако помнится мне, как Бабушка Ворону растолковывала, что-де глубина шкафа сего таковая от изверения иного и что изверений всего видимо-невидимо…

Но Ворон с его феноменальным слухом конечно же услышал и не преминул встрять в разговор.

– Измерение, а не изверение, сверхъестественно невежественное ты существо! А ты, Кот, – обратился он ко мне сварливым тоном, – когда ты наконец оставишь свою вздорную привычку обращаться с вопросами к этому неучу? Спросил бы у меня, я бы тебе объяснил, что Бабушка, модифицируя платяной шкаф в стационарный хроностазис, была вынуждена выйти из нашего измерения в соседние: шестое, седьмое и восьмое.

– Я не хотел тебя беспокоить, – вежливо сказал я. – И потом, у меня каникулы. Я думал, ты не прочь отдохнуть от моих вопросов.

– Не прочь, как же – да ты его ни хлебом, ни кашею не корми, дай только языком побалаболить! И все почуднее, подиковиннее слова избирает – чтоб, значит, мне невдомек было, о чем это он там толкует. А ну, мыться быстро, а то не гляну, что ты у нас преминистр ученый, и на слова твои мудреные не погляжу, веником загоню! – Домовушка, кажется, рассвирепел.

– По-моему, тебе известно, что я принимаю ванну только в том случае, когда она нужна мне в лечебных целях, – заметил Ворон, перепархивая на всякий случай повыше. – Сегодня я чувствую себя вполне здоровым и не намерен мочить свои перья…

– Поговори мне еще, поговори – я тут же Ладе скажу! Где это видано – в Новый год да с грязным телом!

Ворон поворчал немного для приличия и удалился в ванную.

– Каждый год такое повторяется – не хочет мыться, хоть ты тресни! – пожаловался мне Домовушка. – А разве можно в новогоднюю ночь, не помывшись? Что Дедушка Мороз об нас подумает? Что неряхи мы, неумытые замарахи. Из-за одного вот такого грязнули.

Это было уже второе упоминание Деда Мороза за последние дни, и я задумался: может быть, слова Домовушки об этом сказочном персонаже – вовсе не шутка и не метафора? В конце концов, в существовании домовых и ведьм – простите, чародеек, – я тоже убедился совсем недавно. И, возможно, новогодняя ночь сулит мне встречу еще с одним героем сказок?

Но пока что было утро последнего дня старого года, и Домовушка колдовал на кухне, в то время как Лада нежилась на пуховой перинке, а мы мылись в порядке строгой очередности: вначале Рыбу поменяли воду в аквариуме, затем Жаб поплавал в свое удовольствие в теплой водичке, потом Паук загнал в ванну Петуха, и они довольно долго плескались там, оставив на полу многочисленные лужи. Петух отправился в кухню, на насест Ворона – сохнуть, а Ворон, препираясь, сначала пожелал, чтобы я подтер пол, он, видите ли, не мог принимать ванну в нечистом помещении, потом он заставил меня выдраить и саму ванну, потому как перья его наимудрейшества были, видите ли, чрезвычайно деликатного свойства и при малейшем намеке на инфекцию теряли свой блеск и прочность. Наконец Ворон погрузился в воду, обильно приправленную шампунем, и потребовал от меня, чтобы я читат ему вслух книгу, потому что, видите ли, он не привык, как некоторые, тратить время зря, а желал использовать его с пользой. То есть приятное совмещать с полезным. Я не знаю, что при этом было приятное, а что – полезное; для читки он выбрал истрепанный томик сказок «Тысяча и одной ночи», в котором, по причине его восточного происхождения, не было никаких намеков о переходе из нашего Здесь в Светелградское Там.

После приключений отважного Али-Бабы и верной Марджаны он заставил меня читать о Синдбаде-мореходе, и мы дошли уже до пятого путешествия, когда в ванную заглянул обеспокоенный нашим долгим отсутствием Домовушка. Он выругал Ворона, а заодно и меня за то, что я, по его мнению, потакаю «премудрейшей лени». Ворон, изрядно похудевший после купания, удалился изгонять Петуха со своего кухонного места, и я наконец смог заняться собой. Я снова вымыл ванну – не из брезгливости, а из принципа. Если Ворон не желает принимать ванну после Петуха, то почему я должен принимать ее после Ворона. Потом я поплавал в теплой воде, поплескался всласть, и Пес, чья очередь наступала после моей, любезно согласился потереть мне спинку. Домовушка, наготовивший для своего мытья дубовых веников, предлагал еще и похлестать меня – он, бедняга, старался максимально приблизить принятие ванны к помывке в бане. Но я не любитель бань – ни русской, ни финской – и отказался.