Повесть о Федоте Шубине - [76]
— Ладно, ладно, Григорий, давайте-ка лучше поговорим об искусстве, о том, как вы постигли без ученья в академии великое дело архитектора? Где и как помышляете употребить свой талант?
— Талант, талант! — повторил Секушин, горько усмехнувшись, покачал головою и начал резко выкладывать давно наболевшее и, быть может, никому не высказанное.
— Эх, брат, никакого таланта, а главное, никакой славы, одна суета и боль на душе. Мужик я подневольный — больше ничего. Правда, здесь вот кое-что есть, — указал он на широкий гладкий свой лоб, — да что толку? При жизни — одна нужда и умру — никто добрым словом не вспомнит. Было такое дело, строили мы в Москве церковь, своим мужицким умом решили сотворить полностью от фундамента до креста. Иностранцы картины теперь пишут с той церкви, столь она великолепна, и спрашивают: «Чье это творение?», а протопоп им отвечает: «Это безымянные шереметевские мужички строили»… у собаки и той есть имя, а мы «безымянные»… вот оно как! Так какой же смысл трудиться ни за спасибо, ни за грош. И потомство знать не будет. А ведь человеку и по смерти хочется память о себе и делах своих оставить. Не так ли?
— Так, так, — согласился Федот, присаживаясь еще ближе к интересному собеседнику.
— Иностранцы за ту церковь большие бы деньги взяли, а нам что? — Секушин безнадежно махнул рукой и, пригибая пальцы, начал перечислять: — Объедки, обноски, зуботычины, колотушки и денег ни полушки!.. Да не я один в таком состоянии дел, — продолжал он горячо и убедительно, — а скажем, известный чудодей Кулибин! Во всем свете такого мудреца нет! Светлейший Потемкин дорожит им, при себе содержит, чтобы в любом случае немцам доказать, что нет ни одной такой немецкой хитрости, которую не перехитрил бы Кулибин… Чудеснейший изобретатель-механик, а не у дел…
— Слышал про его висячий мост, а посмотреть пока не удосужилось, — признался Шубин, — все дела, дела…
— А вы отдохните от дел, полюбуйтесь и оцените премудрость нижегородского мужика. Модель моста тут недалече, во дворе Академии над прудом возведена. И пока втуне. Нет применения, кто-то из сановных притесняет плоды русского ума! Денег, говорят, нет на настоящий мост. Нет денег! А без денег попробуй развернись! — Секушин закашлялся и замолчал.
— Написать бы жалобу самой царице, — нерешительно посоветовал Шубин и тут же почувствовал никчемность своего совета.
— Жалобу? — Секушин безнадежно махнул рукой. — Да разве слезница поможет? Нет, Федот Иванович, нашему брату некуда податься: в земле черви, в аду черти, в лесу сучки, а в суде крючки. Только и ходу, что в петлю да в воду!.. Ты не подумай, я не корыстный и не завистник. Нет. А злой я на порядки — это верно… Слышно вон, за Волгой Емельян Пугачев объявился, поделом усадьбы барские сжигает… Наш барин Шереметев одной ногой в гробу стоит, а гонит нас из Питера обратно в Москву еще новый дворец ему строить. А у меня думка, прости за прямоту дерзкую: собрать бы работных людишек побольше да лесами податься к Пугачеву, тогда, может быть, и наша служба не пропадет даром…
Он вопросительно посмотрел на Шубина и, прикрывая ладонями заплаты на штанах, притих.
— Что ж, — вздохнул Федот, — таких головастых людей, как ты, у Пугачева хватает. Да не в этом суть. Были и раньше — Болотников Ивашка и Разин Степан, да случилось так, что оба казнены. И третий не устоит перед войсками… Нет, не устоит…
— Что же делать: строить господу храмы, а барам строить хоромы и подставлять под плеть свою спину, так, что ли?
— Строить, и строить на века! — резко и утвердительно произнес Шубин. — Строить и думать, что в будущем за творения наши скажут спасибо нам свободные потомки.
— Пожалуй, и Пугачева одолеют, — помолчав, согласился Секушин. — И все-таки этим еще не кончится…
В комнату вошла Вера Филипповна.
— Я вам не помешала? — спросила она и пригласила обоих к столу.
Потом вместе с Секушиным Шубины вышли прогуляться до Академии наук, посмотреть там во дворе над прудом проект кулибинского висячего моста.
Для Секушина модель не была новостью. Он внимательно осматривал ее несколько раз, изучил и осмыслил все особенности и подробности моста. Шубин и Вера Филипповна были восхищены кулибинской моделью.
— Я так и знал, что удивитесь, — заметил Секушин. — Вот вам и нижегородский мужичок!..
Модель была в десять раз меньше предполагаемого моста через Неву. Но это был настоящий, четырнадцати сажен длины горбатый мост, перекинутый над прудом. Мост охранял отставной солдат. Он вышел из будки и, опираясь на алебарду, повел Шубиных и Секушина вокруг пруда. Видимо, не раз слыхавший пояснения самого Кулибина, он рассказывал им о модели.
— Четыре годика Иван Петрович трудился над этой махиной. Вся модель, видите, что кружево, сплетена из клеток стоячих и лежачих. Деревянных брусьев тут тринадцать тысяч! Винтов железных пятьдесят тысяч без трехсот штук! Да еще немало всякого прикладу. Тяжеленный, а весь держится на береговых опорах. Такой, только в десять раз больше, и через Неву может служить, а грузу выдержит пятьдесят пять тысяч пудов…
Кулибин все взвесил и высчитал. Середина моста на Неве должна быть на двенадцать сажен над водой, чтоб корабли, парусники и фрегаты под него проходили, не задевая мачтами. И чтобы горб моста был не слишком крут, въезд на мост предусмотрел Кулибин с улицы за девяносто сажен от невского берега…
Подзаголовок этой книги гласит: «Повествование о Петре Первом, о делах его и сподвижниках на Севере, по документам и преданиям написано».
Автор этой книги известен читателям по ранее вышедшим повестям о деятелях русского искусства – о скульпторе Федоте Шубине, архитекторе Воронихине и художнике-баталисте Верещагине. Новая книга Константина Коничева «Русский самородок» повествует о жизни и деятельности замечательного русского книгоиздателя Ивана Дмитриевича Сытина. Повесть о нем – не обычное жизнеописание, а произведение в известной степени художественное, с допущением авторского домысла, вытекающего из фактов, имевших место в жизни персонажей повествования, из исторической обстановки.
Имя Константина Ивановича Коничева хорошо известно читателям. Они знакомы с его книгами «Деревенская повесть» и «К северу от Вологды», историко-биографическими повестями о судьбах выдающихся русских людей, связанных с Севером, – «Повесть о Федоте Шубине», «Повесть о Верещагине», «Повесть о Воронихине», сборником очерков «Люди больших дел» и другими произведениями.В этом году литературная общественность отметила шестидесятилетний юбилей К. И. Коничева. Но он по-прежнему полон творческих сил и замыслов. Юбилейное издание «Из жизни взятое» включает в себя новую повесть К.
«В детстве у меня была копилка. Жестянка из-под гарного масла.Сверху я сделал прорезь и опускал в нее грошики и копейки, которые изредка перепадали мне от кого-либо из благодетелей. Иногда накапливалось копеек до тридцати, и тогда сестра моего опекуна, тетка Клавдя, производила подсчет и полностью забирала мое богатство.Накопленный «капитал» поступал впрок, но не на пряники и леденцы, – у меня появлялась новая, ситцевая с цветочками рубашонка. Без копилки было бы трудно сгоревать и ее.И вот под старость осенила мою седую голову добрая мысль: а не заняться ли мне воспоминаниями своего прошлого, не соорудить ли копилку коротких записей и посмотреть, не выйдет ли из этой затеи новая рубаха?..»К.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман «Своя судьба» закончен в 1916 г. Начатый печатанием в «Вестнике Европы» он был прерван на шестой главе в виду прекращения выхода журнала. Мариэтта Шагиняи принадлежит к тому поколению писателей, которых Октябрь застал уже зрелыми, определившимися в какой-то своей идеологии и — о ней это можно сказать смело — философии. Октябрьский молот, удар которого в первый момент оглушил всех тех, кто сам не держал его в руках, упал всей своей тяжестью и на темя Мариэтты Шагинян — автора прекрасной книги стихов, нескольких десятков психологических рассказов и одного, тоже психологического романа: «Своя судьба».
Глав-полит-богослужение. Опубликовано: Гудок. 1924. 24 июля, под псевдонимом «М. Б.» Ошибочно републиковано в сборнике: Катаев. В. Горох в стенку. М.: Сов. писатель. 1963. Републиковано в сб.: Булгаков М. Записки на манжетах. М.: Правда, 1988. (Б-ка «Огонек», № 7). Печатается по тексту «Гудка».
Эту быль, похожую на легенду, нам рассказал осенью 1944 года восьмидесятилетний Яков Брыня, житель белорусской деревни Головенчицы, что близ Гродно. Возможно, и не все сохранила его память — чересчур уж много лиха выпало на седую голову: фашисты насмерть засекли жену — старуха не выдала партизанские тропы, — угнали на каторгу дочь, спалили дом, и сам он поранен — правая рука висит плетью. Но, глядя на его испещренное глубокими морщинами лицо, в глаза его, все еще ясные и мудрые, каждый из нас чувствовал: ничто не сломило гордого человека.
СОДЕРЖАНИЕШадринский гусьНеобыкновенное возвышение Саввы СобакинаПсиноголовый ХристофорКаверзаБольшой конфузМедвежья историяРассказы о Суворове:Высочайшая наградаВ крепости НейшлотеНаказанный щегольСибирские помпадуры:Его превосходительство тобольский губернаторНеобыкновенные иркутские истории«Батюшка Денис»О сибирском помещике и крепостной любвиО борзой и крепостном мальчуганеО том, как одна княгиня держала в клетке парикмахера, и о свободе человеческой личностиРассказ о первом русском золотоискателе.