Повесть о царе Удаяне - [86]
«Им предстоит стать советниками сына царя ватсов, будущего великого государя, и сокрушить полчища его врагов», — так предсказал незримый голос с неба, прозвучавший на большом празднестве в честь их рождения.
Прошло еще немного времени, и вот настал день, в который царице Васавадатте, супруге владыки ватсов, суждено было родить сына.
Она лежала в чудесном покое, убранном замужними женщинами, и ветви дерева шами[592] не пропускали в его окна лучи солнца. Покой был полон всевозможного оружия, в котором отражался блеск драгоценных камней, и это сверкание было благодетельно для будущего ребенка и сулило ему счастье. Министры позаботились о том, чтобы очистить спальню всякого рода заклинаниями и иными ритуальными обрядами, так что она превратилась как бы в крепость, находящуюся под покровительством божественных матерей[593], недоступную для зла. Там в положенный срок Васавадатта родила превосходного сына, как небо породило луну, от которой струится чистый блеск амриты.
Едва лишь ребенок родился, своим сиянием он озарил не только спальню, но и сердце его матери, в котором рассеялась тьма страдания. Восторг охватил весь гарем, и вскоре от его обитателей услышал о рождении сына владыка ватсов. Если он, осчастливленный этим радостным известием, не подарил царства тому, кто его принес, то только потому, что боялся нарушить обычай, но никак не из скупости. Тотчас же, с сердцем, пылающим нетерпением, он пришел в гарем, и наконец-то свершилась мечта царя — он увидел своего сына.
Нижняя губа мальчика была продолговатой и розовой, как лепесток, вьющиеся волосы казались тычинками, и все его лицо напоминало цветок лотоса, который будто бы был подарен Счастьем державе ватсов. А нежные его ноги были отмечены знаками «зонта» и «опахала», как будто Счастье иных царей заранее в страхе их покинуло, передав новорожденному свои символы.
От полноты радости из широко раскрытых глаз царя текли слезы, словно из них струилась его отцовская любовь к ребенку; громко ликовали все министры во главе с Яугандхараяной; и в это самое время в небе прозвучал вещий голос; «Знай, царь: сын, который у тебя родился, — воплощение бога Камы, и имя ему — Нараваханадатта. В скором будущем он станет господином всех предводителей видьядхар и в неусыпных заботах предстоит ему царствовать целую божественную кальпу»[594]. Провозгласив это, голос умолк, и тотчас же с неба посыпался дождь цветов и раздался грохот небесных барабанов.
Еще сильнее обрадовался царь и устроил великое празднество, которое было тем более прекрасно и торжественно, что начало ему положили боги. Из всех домов плыли в небо звуки музыкальных инструментов, словно возвещая видьядхарам о рождении их царя. Алые знамена, трепещущие от ветра на крышах домов, так сверкали, что, казалось, наполнили весь воздух пурпурным блеском. На каждом шагу танцевали прекрасные женщины, как будто сошедшие на землю небесные нимфы, которые ликовали оттого, что Бог любви обрел тело[595]. Для горожан богатство стало общим уделом, потому что счастливый царь всем раздал новую одежду и новые украшения. Когда в своей радости царь пролил на своих подданных потоки даров, никто из них не остался с пустыми руками — пуста была только казна. Отовсюду, словно они олицетворяли собою все страны света, сошлись в Каушамби красавицы из гаремов вассальных царей, чтобы пожелать счастья новорожденному. За ними следовали танцовщицы, с собой они принесли богатые подарки, свиту их составляли отборные воины, и вокруг них все время слышалась игра на лютнях. Каждое движение в городе было танцем, каждый звук — музыкой, каждое слово запивалось полной чарой вина, а каждый поступок отличался щедростью. Все лица были украшены красным суриком, актеры и поэты украшали собой улицы, и весь этот город состоял, казалось, из одного веселья. Так много дней подряд и с каждым днем все нарастая длился этот великий праздник, который кончился только тогда, когда исполнены были желания всех горожан.
Шло время; маленький царевич рос, словно молодой месяц. Соблюдая установленные обряды, отец назвал его Нараваханадаттой — именем, которое заранее указал ему божественный голос. С любовью следил Удаяна, как мальчик, спотыкаясь, делает первые шаги, и при этом сверкают нежные, прелестные ноготки на его пальцах; или как он произносит первые слова, и при этом показываются его зубки, похожие на цветочные почки.
Как-то раз лучшие из министров привели своих юных сыновей, любезных сердцу Удаяны, и представили их царевичу. Сначала Яугандхараяна представил Марубхути, затем Руманват — Харишикху, Итьяка — Гомукху и Васантака — Тапантаку. А домашний жрец Шантикара привел своих племянников-близнецов, сыновей Пишалики: Шантисому и Вайшванару. В тот же момент с неба посыпался божественный дождь цветов и послышались клики одобрения, предвещающие счастье. Всех шестерых детей своих министров царь и царица приняли с радостью и лаской. И уже в детстве они стали друзьями Нараваханадатты. Привязанные к нему одному, они постоянно находились рядом с царевичем, словно его собственные добродетели, сулящие ему благую участь.
