Повесть о царе Удаяне - [6]

«Лишь тот поистине мудр, чей ум блистает в минуту опасности, как блистает свет молнии во время сильного ливня».

«Женское коварство способно смутить души даже таких людей, которые преодолели страсти; так буря мутит озеро, даже если в нем нет грязи».

«Как мяч, который, будучи брошен о стену, всегда возвращается назад, так и вред, который захочешь учинить другому, по большей части постигает тебя самого».

«Счастье царей всегда быстротечно и неуловимо, как лань. Одни только мудрые умеют держать его на крепкой цепи мужества» и т. д.

Чувство меры и чувство формы, присущие Сомадеве, помешали ему использовать изощренные стилистические средства даже в наиболее лиричных или описательных частях его поэмы. Тем более редко прибегал он к ним при обычном повествовании, особенно когда имел дело с волшебными, бытовыми или новеллистическими сюжетами. Язык «Океана сказаний» и здесь остается отточенным литературным языком образованного общества, но приобретает всякий раз особую простоту, немногословность, ясность. Поэтому не стоит большого труда угадать в произведении Сомадевы за приданной им поэтической формой облик использованных им народных легенд, притчей, сказок. И «Океан сказаний», так же как буддийские джатаки или «Панчатантра», а может быть, даже в большей мере, остается для нас незаменимым источником для знакомства с устным творчеством народов древней Индии.

В «Повести об Удаяне» мы обнаруживаем множество мотивов, распространенных в мировом фольклоре. Среди них истории о волшебном мече (1.3; II 1.4), чудесных сандалиях, палочке и плошке (І.3), невянущих цветах, подтверждающих верность супругов[12] (ІІ.5), герое, побеждающем ракшасу-убийцу[13] (III.4; IV.2), магическом вселении души в мертвое тело[14] (І.4), человеке в брюхе рыбы[15] (V.2) и десятки им подобных.

Некоторые из таких историй содержат любопытные параллели к всемирно известным сюжетам древнегреческих эпических сказаний (например, уязвимая ладонь левой руки демона Ангараки (II.3) и пятка Ахилла; искусственный слон (II.4) и троянский конь; ракшаса, задающий вопросы (І.5), и легенда об Эдипе и сфинксе), другие вызывают ассоциации с известными рассказами в ряде литературных памятников — как индийских, на что мы уже указывали ранее, так и европейских.

В частности, история о мертвой рыбе, которая рассмеялась, когда ревнивый царь приказал казнить невинного человека, в то время как его гарем был полон переодетых мужчин (І.5), сходна не только с соответствующим (5–9) рассказом «Шукасаптати», но и с популярной новеллой итальянского Возрождения[16]. В средневековых латинских сборниках «Дисциплина клерикалис» Петра Альфонса (12) и «Геста Романорум» (28) рассказывается, как сводня, уговаривая молодую женщину склониться на домогательства любовника, показывает ей плачущую собаку, которая, по словам сводни, превратилась из красивой девушки в животное за то, что отвергла влюбленного юношу. Эта новелла в своих основных чертах живо напоминает историю о буддийской монахине и Девасмите в «Повести об Удаяне» (II.5). Точно так же рассказ о Лохаджангхе, явившемся к своей возлюбленной под видом бога Вишну (II.4), родствен и рассказу «Панчатантры» «Ткач в образе Вишну» (І.8), и одному из сюжетов «Тысячи и одной ночи» (пер. М. А. Салье, М., 1958–1959, т. IV, стр. 260 и сл.), и новелле «Декамерона» о монахе Альберте, притворившемся ангелом для того, чтобы соблазнить глупую женщину (IV.2).

Изучая связи «Океана сказаний» с фольклором, следует, однако, помнить, что Сомадева не был простым копировальщиком или всего лишь добросовестным собирателем. Заимствованные им сюжеты он всякий раз, когда этого требовали композиция или художественные свойства его поэмы, варьировал и изменял, и поэтому они нередко предстают перед нами в трансформированном виде.

Так, в истории о Лохаджангхе (II.4) Сомадева рассказывает, как Лохаджангха, измученный жарой, забрался в тушу мертвого слона, обглоданную шакалами, и спал в ней до тех пор, пока тушу не подобрала огромная птица. Сходный сюжет широко распространен в индийском фольклоре, но в фольклорном варианте внутри слона оказывается не человек, а шакал, и многие детали сюжета, так же как его обрамление, иные[17]. Совершенно ясно, что версия Сомадевы имеет вторичный характер. Сомадева сознательно переделал фольклорную сказку о животных с тем, чтобы приспособить ее к излагаемой им в данной части «Океана сказаний» истории новеллистического характера.

Еще большие изменения вносит Сомадева в известную устную легенду о трех сестрах. По этой легенде, сестер, одну за другой, похищает чудовище и уносит в свой замок. Там чудовище убивает сестер за то, что они нарушают его запрет и входят в потайную комнату. В конце концов их трупы находит младшая сестра, которая либо возвращает их к жизни, либо с помощью братьев мстит чудовищу[18]. В «Повести об Удаяне» этот сюжет настолько преобразован, что опознать его нелегко.

У Сомадевы нет чудовища, а сами сестры — дочери полубожества-видьядхары; они не убиты, но по проклятию покинули свои тела, чтобы жить в мире смертных; главный герой — их будущий супруг, играющий роль освободителя; история осложнена многочисленными приключениями героев, основана на индуистской концепции переселения душ, связана с индийскими мифологическими представлениями и т. п. Однако при всем этом такие черты рассказа Сомадевы, как наличие в нем магического замка, запретной комнаты, где скрыты тела трех девушек, сестры, помогающей им избавиться от проклятия, и некоторые другие недвусмысленно указывают на его фольклорный источник. Возможно, какие-то существенные изменения в рассказе возникли на индийской почве еще до Сомадевы, но все же несомненно, что в какой-то их части, а главное, в искусственном сплетении разнородных мотивов, проглядывают признаки литературной обработки, специфической для «Океана сказаний». Сомадева попытался и здесь придать народной легенде облик, соответствующий духу и конкретному содержанию его книги.