Повесть о царе Удаяне - [5]

Более определенно можно судить об отличиях стиля поэмы Сомадевы. «Великий сказ» был написан прозой, на народном диалекте и в жанре катха, близком по ряду своих особенностей к европейскому роману или повести. «Океан сказаний» написан стихами, на изысканном литературном языке и, по свидетельству самого Сомадевы, в жанре кавья («поэмы»), для которого в санскритской литературе утвердился специфический стиль. Этот стиль, который принято называть «украшенным», характеризуется обилием лирических отступлений, яркой образностью, щедрым использованием всякого рода риторических фигур, сложных слов, звуковых эффектов. Однако если у великих поэтов прошлого он был одухотворен богатым внутренним содержанием их произведений, то ко времени жизни Сомадевы этот стиль в основном использовался лишь как средство демонстрации версификаторского искусства и ученой эрудиции средневековых авторов.

Несомненным достоинством «Океана сказаний», выделяющим его среди произведений одной с ним эпохи, было то, что, написанный в согласии с традицией в стиле кавья, он все же свободен от многих его излишеств. Так, непременной принадлежностью стиля кавья были многочисленные пространные и красочные описания (природы, времен года, батальных и любовных сцен, празднеств и т. д.). Есть такие описания и в «Океане сказаний», например в «Повести об Удаяне» описания свадьбы Удаяны и Васавадатты (II.6), возвращения Удаяны в Каушамби (III.4), похода войска и завоевания мира (III.5), рождения Нараваханадатты (IV.3) и др. Но если даже у таких поэтов, как Бхарави, Магха, Бхатта (VI–VII вв.), а тем более у их эпигонов, подобного рода описания утратили связь с основной темой произведения, практически заглушают ее из-за своего обилия и выспренности, Сомадева органически соотносит их со своим повествованием, старается прибегать к ним лишь в самых эмоциональных и патетических местах рассказа.

Точно так же Сомадева значительно реже своих современников пользуется излюбленными в санскритской поэзии «языковыми украшениями» (аланкарами): тропами, аллитерацией, игрой слов и т. д. Тем не менее стиль его, отмеченный чувством меры, как правило, изящен, разнообразен, искусен. Когда по ходу повествования ему кажется это уместным, Сомадева прибегает и к игре слов, и к звуковым повторам, и к риторическим фигурам. Среди последних Сомадева предпочитает сравнения, и эти сравнения вводят читателя в мир индийской природы, отражают народные представления, обычаи и суеверия. Так, радость, которую при встрече друг с другом испытывают герои «Океана сказаний», часто сопоставляется с ликованием павлинов, приветствующих появление туч после измучившей их жары; скорбь разлученных возлюбленных — со страданиями пары уток чакравак, расстающихся, согласно поверью, каждой ночью; царевна, «истерзанная вожделениями юности», напоминает Сомадеве «лиану, согнувшуюся под бременем… цветов, которые никто не срывает»; трепещущее на ветру красное знамя на храме грозной богини Чандики — язык Смерти, лижущий свои жертвы, а лотосы на пути победоносного войска — головы легендарного тысячеглавого змея Шеши, в испуге высунувшего их из-под земли.

Некоторые из этих сравнений принадлежат к традиционному арсеналу средств санскритской поэзии, другие — и их значительно больше — введены в поэтический обиход самим Сомадевой. Особенно удачны и исполнены фантазии его синтетические образы, которые создаются тонко подобранной поэтом цепочкой сопоставлений.

Так, столицу, встречающую своего повелителя, Сомадева сравнивает с женой, встречающей мужа после долгой разлуки: «полотнища красных флагов были ее одеждой, круглые окна домов казались широко раскрытыми глазами, высокие кувшины с вином, выставленные за ворота, напоминали круглые груди, радостный гул толпы — любовный лепет, а блеск дворцов — улыбку».

Благодатному ливню уподобляет Сомадева раздачу Удаяной даров горожанам; небо при этом сверкает молниями флагов, грохот барабанов кажется громыханием грома, царь, словно грозовая туча, проливает золотой дождь на своих подданных, и они с ликованием ждут от него богатых всходов.

Характерна для текста «Океана сказаний» и такая параллель: «Пиршественная зала, уставленная кубками из горного хрусталя, полными вина, напоминала озеро, усеянное белыми лотосами, пламенеющими под лучами восходящего солнца». Здесь помимо очевидных сопоставлений — зала — озеро, кубки — лотосы, вино — отражение солнечных лучей, имеется и искусно скрытый намек: царь Удаяна, восседающий в зале, сравнивается с восходящим солнцем.

По образцу распространенной в Индии назидательной поэзии Сомадева насыщает «Повесть об Удаяне» большим количеством сентенций, которые обычно преподносятся им в лаконичной, афористической форме. Но и в этом случае обычные наставления государственной и житейской мудрости, сетования на коварство судьбы, восхваление добродетели, осуждение злонравия женщин и т. п. — словом, все те темы, которые по традиции разрабатывались древнеиндийской дидактикой, часто предстают у него в новом обличье, благодаря неожиданному образу или смелому сравнению:

«Погрязшие в пороках цари так же легко попадают в руки врагов, как слоны, оказавшиеся в западне».