Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2 - [29]

Шрифт
Интервал

Сегодня вот почему-то соскочила в такую рань. Кажется, спать лягу. Что-то все то же, да не то.

2 мая 1927. Понедельник

Вот давно не писала. Как давно было все то, что я писала в прошлый раз. Как далеко.

Я больна. У меня сахарная болезнь и, очевидно, уже давно[59], еще до экзаменов. Но я только в прошлый понедельник обратила на это как следует внимание и обратилась к мадам Дельбари. До этого я обращалась к Манухину, но с легкими все было благополучно. Теперь я сижу на строгом режиме. Только второй день встала, раньше спала целые дни. Каждый вечер приходит Юрий. Тоже переменился, бедный, страшно нервничает.

Манухин говорит, что все это у меня на нервной почве.

Писать трудно, а так много хочется написать.

19 мая 1927. Четверг

Хорошо, что нас миновали
Неспокойные, трудные дни…

А если так, то стоит ли о них писать?

7-го <мая>, в субботу я легла в госпиталь и пробыла там 8 дней. L’hopital de la Pitie — в Париже, далеко отсюда[60]. Было мило там и, надо отдать справедливость, хорошо, хотя последние дни я много плакала. Первую ночь я не спала, нервы шалили. На другой день меня перевели из общей палаты в маленькую комнату, где я и пролежала до четверга. Там было совсем уж хорошо, тихо, спокойно. В палате были только больные. Особенно сразу же меня поразила одна, № 5, больная только сидит на кровати; ложится, совсем желтая, сухая, и круглые сутки стонет: «О, la, lа. О, lа, lа…» И когда совсем изнемогает от боли, в каком-то предельном отчаянии хлопает себя слабыми руками по ногам. Потом ей стало лучше, а вчера вечером она умерла. В № 1 — красивая молодая дама. Стриженые волосы, красивая лента в них. Первые дни лежала неподвижно, потом ей стало легче. Днем ничего, а по ночам у нее бессонница, и — чуть вечер — она начинает громко разговаривать и плакать: «Maman, viens ici»[61] или «Je me sens mourir»[62]. А жалкая. «Madames avez pitie de moi. O, comme c’est»[63](нрзб одно слово — И.Н.). Вечерами трудно бывало.

Пока я была в маленькой комнате, я их всех мало знала, а когда меня перевели в общую комнату, у меня открылось большое поле для наблюдений. В первый раз я так близко увидела страдания. Такие страдания, такие болезни, что просто жить страшно стало. А сестры, сиделки, доктора — все такие милые. Старшая нашей палаты m-lle Marcelle — так прямо очаровательное существо. Несколько раз приходили доктора со студентами, и однажды я выслушала целую лекцию о том, что такое диабет. Жаль только, что мало поняла. Вообще, вот тут-то и пришлось пожалеть, что не знаю языка. В этот же раз я что-то невпопад ответила профессору и, кажется, ввела в заблуждение всех студентов.

Первые дни все было хорошо, даже не было скучно. А потом, когда начала поправляться, наступили эти беспокойные, жуткие дни.

В четверг утром привезли одну тяжелобольную и положили ее в маленькой комнате, а меня перевели в общую палату, в уголок. В этот же день Marcelle сказала мне, что диабет почти никогда не излечивается совсем, что вспрыскивания придется делать несколько лет, а то и всю жизнь, режим соблюдать тоже. Впрочем, м<ожет> б<ыть>, я плохо поняла. Только я расстроилась и на приеме в первый раз плакала. Вечером привезли еще двух больных, и одна из них долго и неистово, полным голосом кричала. Приходили к ним доктора. Была какая-то суматоха. Спать я не могла. Потом все прошли к больной в маленькую комнатку и закрыли дверь. Часов в 11 моя соседка сказала мне: «Elle est morte»[64]. Я отнеслась к этому довольно спокойно, умерла, так умерла, ее и привезли уже в тяжелом состоянии. Но когда все ушли и потушили свет, мне стало как-то неприятно. Силилась заснуть, повторила бесконечное число раз «Соловьиный сад» и «Куликово поле» и чуть задремала. Меня разбудил приближающийся скрип колес. Я сразу поняла — тележка за трупом. И зажмурилась. Слышала, как тележка проехала через всю палату и остановилась около маленькой комнаты. Потом видела — закрытыми глазами — как зажегся свет в ней. А моя кровать как раз около маленькой комнаты, только дверь в нее с другой стороны, но видно. Шаги, потом слышала, что что-то стукнуло: положили. И затем скрип мимо моей кровати к двери. Я невольно открыла глаза и видела белую спину санитара. А потом долго слышала затихающий скрип колес… Этой ночи я до сих пор не могу спокойно вспоминать. Всю ночь я не спала.

Смотрела на завешанный огонек в дежурной комнате, недремлющую сиделку в ней и мучительно ждала каждого нового боя часов: ближе к утру, но до утра оставалось еще 6 часов. О, это были мучительные часы!

Напряженно думала о Юрии, перебирала в памяти его последний визит в среду. Думала о том, как мы будем жить вместе и как вот в такую трудную бессонную ночь я его разбужу и скажу, что мне страшно, и он обнимет меня и успокоит, и станет так хорошо и не страшно. Слышала, как било 3/4 пятого, и с этой мыслью о Юрии заснула. В 6 проснулась и больше уже спать не могла. Следующий день был тоже тяжелый. Бессонная ночь совершенно измотала нервы. Казалось, что так больше нельзя, что надо как можно скорее выбраться отсюда. Еще казалось, что жизнь уже сломана, что того счастья, которое представлялось таким возможным, — никогда не будет, что Юрий стал другим, что между нами уже нет прежней близости и…и…и я плакала весь день. На беду — и доктор не приходил. Написала Юрию какое-то отчаянное письмо, но не успела отправить — вечером пришел доктор и сказал, что в воскресенье я могу выписаться. Должно быть, так всегда бывает в жизни: как дойдешь до какой-то последней черты, за которой, как кажется, ничего уже нет, — хвать, что-то такое и выручит.


Еще от автора Ирина Николаевна Кнорринг
О чём поют воды Салгира

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.


Золотые миры

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


После всего

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.


Окна на север

Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: „уже в бреду“.


Стихотворения, не вошедшие в сборники и неопубликованные при жизни

В основу данной подборки стихов Ирины Николаевны Кнорринг легли стих, не вошедшие в прижизненные сборники, как напечатанные в периодике русского зарубежья, так и разысканные и подготовленные к печати к ее родственниками, в изданиях осуществленных в 1963, в 1967 гг. в Алма-Ате, стараниями прежде всего, бывшего мужа Кнорринг, Юрия Софиева, а также издания Кнорринг И. После всего: Стихи 1920-1942 гг. Алма-Ата, 1993. К сожалению, у к автору данной подборки, не попало для сверки ни одно из вышеуказанных изданий.


Рекомендуем почитать
Пойти в политику и вернуться

«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске.


Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).


Тридцать три урода

Л. Д. Зиновьева-Аннибал (1866–1907) — талантливая русская писательница, среди ее предков прадед А. С. Пушкина Ганнибал, ее муж — выдающийся поэт русского символизма Вячеслав Иванов. «Тридцать три урода» — первая в России повесть о лесбийской любви. Наиболее совершенное произведение писательницы — «Трагический зверинец».Для воссоздания атмосферы эпохи в книге дан развернутый комментарий.В России издается впервые.


Песочные часы

Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор многих книг и журнальных публикаций. В издательстве «Аграф» вышли сборники ее новелл «Вахтанговские дети» и «Писательские дачи».Новая книга Анны Масс автобиографична. Она о детстве и отрочестве, тесно связанных с Театром имени Вахтангова. О поколении «вахтанговских детей», которые жили рядом, много времени проводили вместе — в школе, во дворе, в арбатских переулках, в пионерском лагере — и сохранили дружбу на всю жизнь.Написана легким, изящным слогом.


Писательские дачи. Рисунки по памяти

Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор 17 книг и многих журнальных публикаций.Ее новое произведение — о поселке писателей «Красная Пахра», в котором Анна Масс живет со времени его основания, о его обитателях, среди которых много известных людей (писателей, поэтов, художников, артистов).Анна Масс также долгое время работала в геофизических экспедициях в Калмыкии, Забайкалье, Башкирии, Якутии. На страницах книги часто появляются яркие зарисовки жизни геологов.


Как знаю, как помню, как умею

Книга знакомит с жизнью Т. А. Луговской (1909–1994), художницы и писательницы, сестры поэта В. Луговского. С юных лет она была знакома со многими поэтами и писателями — В. Маяковским, О. Мандельштамом, А. Ахматовой, П. Антокольским, А. Фадеевым, дружила с Е. Булгаковой и Ф. Раневской. Работа театрального художника сблизила ее с В. Татлиным, А. Тышлером, С. Лебедевой, Л. Малюгиным и другими. Она оставила повесть о детстве «Я помню», высоко оцененную В. Кавериным, яркие устные рассказы, записанные ее племянницей, письма драматургу Л. Малюгину, в которых присутствует атмосфера времени, эвакуация в Ташкент, воспоминания о В. Татлине, А. Ахматовой и других замечательных людях.