Повелительница. Роман, рассказы, пьеса - [80]
Сомов. Но мы с тобой никогда не жили «как другие». Мы жили по-своему.
Ольга. У тебя всегда была эта привычка: быть в стороне от судьбы.
Сомов. Я не понимаю, что это значит.
Ольга. А мне всегда хотелось помогать судьбе, мешать судьбе, вмешиваться в ее тайны.
Сомов. Я никогда не вмешивался ни в чьи тайны.
Ольга. Нет, ты просто не понимаешь, о чем я говорю.
Сомов(опускаясь в кресло). О чем мы с вами говорили?
Агар (опуская газету). Вчера я проиграл Бергману четыреста. Собираюсь сегодня отыграться.
Сомов(не слушая его). Мы говорили об усыновлении детей бездетными родителями.
Агар. Я люблю игру, потому что в ней по большей части все делается очень тихо. Без всякого шума.
Сомов. Бездетным родителям ничего другого не остается, как усыновлять детей. Закон им в этом помогает.
До. Я ничего не разбила и очень вкусно заправила салат.
Агар(встает). Кто это?
Сомов. Это — До. Новая игрушка Ольги.
До. А какие игрушки были до меня?
Сомов. До вас? Не помню. Никаких не было.
До. Почему же вы говорите «новая», чтобы меня уколоть?
Сомов. Прошу простить меня, Агар, это До, первая и последняя игрушка Ольги.
Агар. Если вы когда-нибудь захотите выйти замуж, скажите мне об этом.
До. Об этом не говорят. Это держат в секрете.
Агар. Пусть это будет секрет для всех, кроме меня.
До. Вы давно знаете господина Сомова?
Агар. Очень давно и очень хорошо.
До. Он хороший человек?
Агар. Он очень хороший человек.
До. А мне больше нравится его жена.
Ольга. Господа, идемте в столовую. До, вы познакомились с Агаром? (До кивает.) У него в Египте сегодня все совершенно спокойно.
Ольга. Сергей, поди сюда. (Сомов медленно подходит к ней.) У меня для тебя сюрприз. Она согласна.
Сомов. На что?
Ольга. Остаться до завтра. Ты рад? (Сомов молчит, Ольга смотрит на него пристально.) Что ж ты молчишь?
Ольга. Маленькая девочка, наверное, давно проголодалась? Идемте, господа, обед на столе.
До(заглядывая в глаза Ольге). Вы любите меня?
Ольга. Ну конечно, я люблю вас. Мы все любим вас. Кто может вас не любить?
Действие второе
Ольга. Я бы взяла еще вот эту. (Протягивает ему фотографию.)
Сомов. Положи ее сюда.
Ольга(встает, кладет фотографию на стол, возвращается на свое место.) Ты даже не посмотрел, что я выбрала.
Сомов(правит корректуры). Сейчас… Дай дочитать.
Ольга(берется за правку листов). Ты на этот раз напропускал довольно много ошибок.
Сомов(взглядывает на часы). Возьми еще вот эту гранку — две последние у меня.
Ольга. Она сказала, что вернется к десяти.
Сомов. Я совсем не о ней. Патрикеев должен прийти за корректурами.
Ольга. Я говорю, что еще совсем не поздно. Ее первый приход туда с тех пор, как она переехала к нам, ей-богу же, Сергей, это не так страшно. Нельзя же ее держать взаперти. Всегда только с нами — она соскучится. Пять дней, как она тут, и только сегодня пошла навестить своих друзей, этого художника, который, наверное, никогда не прославится, и его жену.
Сомов. Я не собираюсь держать ее взаперти. Я только того мнения, что она могла бы подождать неделю. Что ей, плохо здесь? Воображаю всю эту тамошнюю публику. Лодыри.
Ольга. Она сказала, что вернется рано. И нет оснований ей не верить.
Сомов. Они небось немедленно начнут восстанавливать ее против нас.
Ольга. Почему? Что мы им сделали?
Сомов. Что же ты, не знаешь теперешних молодых? Им все в нас противно, и кварталы, в которых мы живем, и картины, которые на стены вешаем, и вся наша жизненная установка.
Ольга. Ты рассуждаешь так, будто ты буржуа, будто у тебя капитал в банке и собственный завод… В конце концов, ты ученый, живешь своим трудом.
Сомов. Но живу в кругу буржуа. И вкусы у меня как у буржуа, и подход к жизни буржуазный.
Ольга. Ну и что ж? Собираешься все это менять?
Сомов. Нисколько. Но с тех пор, как она появилась — человек другой среды, — я стал понимать, что не мы одни живем на свете.
Ольга. Конечно, не мы одни. Но ты же сам только что назвал всех этих неудавшихся гениев лодырями.
Сомов. Вот это-то меня и смущает. Я знаю, что они нас не стоят, но они мне мешают.
Ольга. Почему?
Сомов. Не знаю. И знать не хочу.
Ольга. Они тебе мешают потому, что занимают место в ее жизни.
Сомов. Мы ее пригрели, а она все туда смотрит.
Ольга. Ты хотел бы, чтобы она смотрела только на нас с тобой?
Сомов. Ты ставишь вопрос неверно. Не то, чтобы она смотрела только на нас с тобой, а чтобы она полюбила эту нашу жизнь больше той.
Ольга. Она ее полюбит, и очень скоро.
Сомов. Ты так думаешь?
Ольга. А ты сомневаешься? У нее тут есть все, а там — ничего.
Сомов. Кроме чего-то, чего здесь нет.
Ольга. Богемы? Сегодня — с одним, завтра — с другим, без обеда спать легли, с квартиры сбежали — платить нечем, зависть к тем, кто вырвался к славе, оригинальничанье, безделье.
"Курсив мой" - самая знаменитая книга Нины Берберовой (1901-1993), снискавшая ей мировое признание. Покинув Россию в 1922 году, писательница большую часть жизни прожила во Франции и США, близко знала многих выдающихся современников, составивших славу русской литературы XX века: И.Бунина, М.Горького, Андрея Белого, Н.Гумилева, В.Ходасевича, Г.Иванова, Д.Мережковского, З.Гиппиус, Е.Замятина, В.Набокова и др. Мемуары Н.Н.Берберовой, живые и остроумные, порой ироничные и хлесткие, блестящи по форме.
Лучшая биография П. Чайковского, написанная Ниной Берберовой в 1937 году. Не умалчивая о «скандальных» сторонах жизни великого композитора, Берберова создает противоречивый портрет человека гениального, страдающего и торжествующего в своей музыке над обыденностью.
Нина Берберова, одна из самых известных писательниц и мемуаристок первой волны эмиграции, в 1950-х пишет беллетризованную биографию Петра Ильича Чайковского. Она не умалчивает о потаенной жизни композитора, но сохраняет такт и верность фактам. Берберова создает портрет живого человека, портрет без ласки. Вечная чужестранка, она рассказывает о русском композиторе так, будто никогда не покидала России…
Марию Закревскую по первому браку Бенкендорф, называли на Западе "русской миледи", "красной Матой Хари". Жизнь этой женщины и в самом деле достойна приключенческого романа. Загадочная железная женщина, она же Мария Игнатьевна Закревская – Мура, она же княгиня Бенкендорф, она же баронесса Будберг, она же подруга «британского агента» Р. Локкарта; ей, прожившей с Горьким 12 лет, – он посвятил свой роман «Жизнь Клима Самгина»; невенчаная жена Уэллса, адресат лирики А. Блока…Н. Берберова создает образ своей героини с мастерством строгого историка, наблюдательного мемуариста, проницательного биографа и талантливого стилиста.
В этой книге признанный мастер беллетризованных биографий Нина Берберова рассказывает о судьбе великого русского композитора А. П. Бородина.Автор создает портрет живого человека, безраздельно преданного Музыке. Берберова не умалчивает о «скандальных» сторонах жизни своего героя, но сохраняет такт и верность фактам.
«Пушкин был русским Возрождением, Блок — русским романтизмом. Он был другой, чем на фотографиях. Какая-то печаль, которую я увидела тогда в его облике, никогда больше не была мной увидена и никогда не была забыта».Н. Берберова. «Курсив мой».
В рассказе нашли отклик обстоятельства жизни самого автора в начале Гражданской войны. Образ Молодого автобиографичен. Рассказ завершает своеобразную «криминальную трилогию», куда входят также «Повесть о трех неудачах» и «Рассказы о свободном времени». Впервые — Воля России. 1927. № 11/12. Печатается по этой публикации.
В сборник вошли произведения и отрывки из произведений Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, М.Е. Салтыкова-Щедрина, А.П. Чехова, И.А. Бунина, А.И. Куприна, Л.Н. Андреева, З.Н. Гиппиус, М.И. Цветаевой, В.В. Набокова и других. Читателю предлагается ознакомиться с лучшими образцами пасхальной прозы русской классической литературы, включая сюжетную художественную прозу, воспоминания, эссе.
Варлама Шаламова справедливо называют большим художником, автором глубокой психологической и философской прозы. Написанное Шаламовым – это страшный документ эпохи, беспощадная правда о пройденных им кругах ада. В электронное издание вошли знаковые произведения, принесшие мировую славу автору публицистики о колымских буднях заключенных Дальлага. В книге публикуется вступительная статья Ирины Сиротинской «Правда Шаламова – на все времена». В II том издания вошли сборники: «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы», «Перчатка, или КР-2», «Анна Ивановна» (пьеса).
А. И. Эртель (1885–1908) — русский писатель-демократ, просветитель. В его лучшем романе «Гарденины» дана широкая картина жизни России восьмидесятых годов XIX века, показана смена крепостнической общественной формации капиталистическим укладом жизни, ломка нравственно-психологического мира людей переходной эпохи. «Неподражаемое, не встречаемое нигде достоинство этого романа, это удивительный по верности, красоте, разнообразию и силе народный язык. Такого языка не найдешь ни у новых, ни у старых писателей». Лев Толстой, 1908. «„Гарденины“ — один из лучших русских романов, написанных после эпохи великих романистов» Д.
Вот как описывает свой сборник сам Петр Суворов: «Что сказать объ общемъ характерѣ моихъ разсказовъ? Годы, ими захватываемые, за исключеніемъ одного очерка „Тетушка Прасковья Егоровна“, относятся къ самымъ живымъ годамъ русскаго быта и русской литературы. Тургеневъ почерпалъ изъ нихъ „Отцовъ и дѣтей“, Чернышевскій — романъ „Что дѣлать“? Болеславъ Маркевичъ — „Переломъ“, Писемскій — „Взбаломученное море“, Достоевскій — „Бѣсы“, Гончаровъ — „Обрывъ“. Авторъ „Изъ далекаго прошлаго“ не остался, съ своей стороны, пассивнымъ и безучастнымъ зрителемъ великой послѣ-освободительной эпохи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.