Повелительница львов - [61]

Возможно, я и дала ему такое обещание. Прошло всего несколько месяцев после смерти Суффолка, но вот уже три года с тех пор, как я жила, подавляя влечение своего сердца и чресел, подчиняясь суровым доводам моего разума. Но теперь и сердце, и чресла, и разум как бы объединились. Я знала, что никогда не полюблю моего мужа; от осознания этого оставался лишь короткий шаг до понимания того, что я никогда его не любила. Это, разумеется, не оправдывает супружеской измены, даже если её совершает королева. Но я упивалась сознанием собственного величия, ведь именно я, а не что-нибудь другой, спасла короля и себя от Ричарда Йоркского, и понимала, что должна во что бы то ни стало сохранить любовь человека, готового быть моим защитником.

Всё это время меня несла на своём гребне волна воодушевления, ибо впервые в жизни я взяла в руки поводья моей судьбы — и добилась полного успеха. Я также надеялась, что смогу родить от этого человека сына» в котором так отчаянно нуждалась, ведь у него уже было несколько своих сыновей.

И всё же, признаюсь откровенно, оказалась полностью во власти чувственного желания. Я уже упоминала, что Эдмунд был очень красивым мужчиной, к тому же на несколько лет моложе Суффолка. Он выглядел ещё более красивым, когда, стоя передо мной на коленях, поздравил меня с успехом моего замысла и поклялся в своей вечной любви и верности. Я подняла его и в следующий миг уже была в его объятиях. Мы быстро разделись, и наши тела тесно переплелись.

Что я могу сказать? Очевидно, мы оба совершили тяжкий грех, но не из тех грехов, в которых исповедуются. Я уже попыталась объяснить, как всё это случилось, хотя и сознаю, что этому нет подходящего объяснения.

Когда наше соитие завершилось, я испытала поистине небесное блаженство. Эдмунд прожил много лет во Франции и досконально изучил науку любви, которая культивируется в этой самой эротичной из всех стран. Азы этой науки мне, разумеется, преподавали, чтобы я была готова встретить мужа без всякого замешательства. К сожалению, я всё равно почувствовала замешательство, ибо мой муж не имел о науке любви ни малейшего понятия.

Теперь этот пробел в моём воспитании и опыте был восполнен. Я испытывала восторг — и в то же время смятение, ощущая себя развратницей, осуждённой гореть в адском пламени, особенно когда губы и язык Эдмунда обследовали все мои тайные места. Не странно ли так обращаться с королевой, думала я. Но когда за губами и языком последовало и его естество, я почувствовала себя наверху блаженства и счастья. Метаморфоза, начавшаяся с убийства Суффолка, наконец-то завершилась, и я впервые ощущала себя зрелой женщиной, принадлежащей только самой себе.

И всё же я охотно принадлежала бы кому-нибудь. Но этому не суждено было статься. Одно из самых любопытных свойств мужского естества, в его разных значениях, состоит в том, что, излив свою страсть, мужчина в тот же миг переходит от любви, готовой преодолеть все препятствия, к повседневным заботам жизни.

Я лежала в постели, всё ещё с ног до головы охваченная жарким томлением, когда вдруг заметила, что осталась одна.

   — Я должен уйти, — сказал Эдмунд, торопливо одеваясь.

   — Так скоро? — Я приподнялась на локте, отлично сознавая силу своей колдовской привлекательности.

   — У кого-нибудь могут появиться подозрения.

   — Пока моя дорогая Байи стоит на страже, никто не посмеет войти.

Надевая свою короткую куртку, он какое-то мгновение помедлил.

   — На неё можно всецело положиться? — спросил он, нахмурившись.

   — Всецело.

Выражение его лица стало ещё более хмурым.

   — Ей уже приходилось выполнять подобные обязанности?

Я села, отбросив назад ниспадавшие на лицо волосы.

   — Я ваша королева!

Это был, конечно, не ответ на его вопрос, но я не готова была лгать, а он не готов был продолжать свои расспросы.

   — Когда мы встретимся вновь? — спросила я.

   — Э... когда я возвращусь в Лондон, в январе.

   — В январе? — воскликнула я. До Рождества оставалось две недели, но ожидание казалось мне бесконечно долгим.

— Я уже так давно не был со своей семьёй, — объяснил этот наглец. — Если я не проведу праздники вместе с ними, могут возникнуть подозрения.

Без сомнения, он спешит испробовать свои познания в науке любви на жене!

Будь я уличной девкой, он заплатил бы мне перед уходом. Будь мы обычной роднёй, я попросила бы у него денег взаймы. Но ведь я королева, и мне не пристало так унижаться. Я отпустила его. Рождественские праздники прошли очень мрачно. Наши финансовые дела снова пришли в расстройство, даже на рождественский ужин необходимо было занять деньги, а когда Генрих попробовал раздобыть в городе дополнительные суммы на празднование Кануна Крещения, Двенадцатой ночи, ему отказали.

Я была поражена. Как можно отказать королю в его просьбе о деньгах? Оказалось, что в Англии это в порядке вещей. Король уже исчерпал свой кредит. В тот важнейший праздничный день у нас вообще не было ужина.

Однако в тот год наши дела шли не так уж плохо, и, оглядываясь в прошлое, я могла бы, пожалуй, назвать 1451 год самым спокойным в моей взрослой жизни. В марте мне исполнился двадцать один год, это немаловажное событие праздновалось по всему королевству, и я получила много щедрых подарков. Я забирала в свои руки всё больше королевских полномочий и в конце концов, с помощью Эдмунда и кардинала Кемпа, сумела даже стабилизировать финансовое положение, так что у нас появились деньги, которые мы могли тратить по своему усмотрению.