Повелительница львов - [125]

   — Мы должны причалить к берегу, — выдавила я между приступами рвоты.

   — Чтобы нас захватили в плен йоркисты? — воскликнул Пьер. — Никогда.

Мы продолжали плыть, пока не удалились от порта и наших врагов. Это тяжкое испытание длилось несколько часов; за это время я вымокла до костей и продрогла. Наконец рвота прекратилась, ибо мой желудок полностью опустошился. Я мысленно простилась с жизнью и готова была с радостью встретить ужасного посланца. Но мы всё-таки достигли берега, где с меня сняли все мокрые одежды, закутали в несколько одеял, посадили возле ревущего огня и дали горячего виски. Лучше, конечно, было бы поесть. Последнее, что осталось в моей памяти после той ночи, — похабные песни, которые горланили наши спасители-шотландцы, такие же пьяные, как и я.

Я снова вернулась в Шотландию, несчастная беглянка, без армии, без денег. Марию моё появление не слишком порадовало, и я с пониманием отнеслась к её недовольству, хотя и не знала тогда его подспудной причины. Но, по крайней мере, мы держали в своих руках три из четырёх стратегически важных крепостей, которые можно было использовать как базу для возобновления военной кампании весной. Вообразите же себе мои чувства, когда в начале нового года я получила известие, что Генри Сомерсет сдал все три крепости своему кузену Марчу!

Подумайте только, я знала этого паршивца семнадцать лет. Мы вместе играли ещё детьми. Обстоятельства сделали его моим, хотя и неофициальным пасынком. Другие обстоятельства привели его в мою постель. Мы с ним вместе участвовали во всевозможных приключениях, вместе наслаждались опьяняющим дыханием победы при Сент-Олбансе. Я доверила ему командовать армией, что он и делал до прихода Брезэ, гораздо лучшего, чем он, солдата; Генри мог не сомневаться, что в случае моей победы станет первым вельможей страны. И всё же он меня предал!

И это ещё не Самое худшее. Я узнала, что Эдуард Марчский не только не приказал отрубить ему голову, как можно было ожидать, а, наоборот, приветствовал как друга и даже больше, чем друга. Ходили слухи, будто им случалось делить ложе! Небеса знают, что я не люблю ханжески осуждать поведение других людей. Меня только беспокоило, как бы Сомерсет с его хорошо известной болтливостью не воспользовался своей близостью с Эдуардом, чтобы разгласить тайны чужих постелей. Я никогда не говорила ему, так же как и кому-либо другому, об истинном происхождении Эдуарда, считая, что он мог бы расстроиться, узнав о моих интимных отношениях с его отцом. Единственные, кто знал правду, Сомерсет-старший и Байи, были уже мертвы, а так как Генрих и я больше не спали вместе, а йоркисты продолжали отрицать законность происхождения принца, это, вообще говоря, и не имело особого значения. Но Генри Сомерсет мог рассказать о своих амурных похождениях со мной и о наших амурных похождениях с шотландской королевой Марией. При одной этой мысли у меня по спине начинали бегать мурашки; тот же самый страх испытывала, видимо, и Мария, которая вообще перестала навещать меня.

Но в скором времени я узнала истинную правду о её положении. Моя дорогая Мария, одна из двух самых близких подруг, которых я когда-либо имела, умирала от какой-то ужасной опухоли, разраставшейся в её чреве.

Но мне стало известно об этом лишь впоследствии. С улучшением погоды Ангус мужественно собрал ещё одну армию, и я снова попытала своё счастье к югу от границы. Со мной был Брезэ. Меня сопровождал сам король! И конечно же, принц Эдуард! Я понимала, что на карту поставлено всё. Так оно и было на самом деле, впереди меня ожидало самое ужасное в моей жизни испытание.

Мы достаточно легко овладели приграничными крепостями, но и на этот раз не получили никакой поддержки со стороны местных жителей, к тому же у нас очень скоро кончились деньги. Были дни, когда мы не могли купить себе даже ломоть хлеба, а однажды в воскресный день, открыв во время мессы свой кошелёк, я обнаружила, что он совершенно пуст: хорошо хоть какой-то шотландский лучник, стоявший рядом со мной на коленях, вручил мне деньги для пожертвования.

В отчаянии я посылала письма Марии и кузену Луи, умоляя их о финансовой поддержке. Кузен в своём письме ответил мне, что всякая женщина, способная потратить двадцать тысяч золотых франков всего за шесть месяцев, всё равно что бездонная бочка. Но я была в неподходящем настроении, чтобы мириться с подобными нотациями со стороны своего кузена. Однако хуже всего в его послании оказалось сообщение, что у него сейчас свои трудности, он сделал для меня всё возможное и отныне я должна полагаться только на себя. И в довершение ко всему он весьма прозрачно намекнул, чтобы я не рассчитывала на Францию как на убежище, если, мои дела пойдут совсем плохо. Как переменчивы люди!

От Марии я не получила никакого ответа, но вскоре прибыло известие, что королева при смерти. На этом и закончилась наша кампания, ибо все шотландцы во главе с Ангусом тут же отправились домой. Дети королевы были ещё очень малы, и граф, как и все шотландские аристократы, чувствовал, что ему предстоят куда более важные дела дома, чем участие в стычках с Англией.