Поучение в радости. Мешок премудростей горожанину в помощь - [10]
Предметом рассуждений автора являются самые разные темы: географическое положение и климат Японии, культурные заимствования из Китая, особенности японского языка, пищевая диета, здоровье, обрядовые практики и т.д. Но главной темой для размышлений стала всё-таки необходимость поддержания в обществе должного морального климата. В этом деле наибольшая роль отводилась соблюдению конфуцианских норм общежития: культ семьи и государства, почтение к старшим, довольство своей долей и достатком.
Несмотря на то что конфуцианство образовывало сердцевину сёгунской идеологии, адептов буддизма в стране оставалось всё равно много. Поэтому Нисикава не мог обойтись без формулирования своего отношения к буддизму. В целом ему были чужды буддийские ценности, и Нисикава Дзёкэн не упускает случая упрекнуть приверженцев буддизма в предрассудочности. Вот, например, полная иронии история, высмеивающая буддийскую идею о кармическом воздаянии (№ 39). «Случилось так, что некий горожанин разорился. Он ужасно опечалился и рассердился. Некий монах стал увещевать его: “Всё, что случается с нами, — это воздаяние за дела в прошлой жизни, вот вы и гневаетесь с такою силой. Когда-то вы разорили кого-то, вот этот человек теперь разорил вас. Чего ж теперь гневаться и в грех впадать” Тут задул сильный ветер, сосну на соседней горе сломало, и тогда горожанин, не сходя с места, сложил стихотворение: “Ветер сломал сосну. Немудрено: в прошлом рождении она поломала ветер”. Это стихотворение поставило монаха в затруднительное положение».
Нисикава Дзёкэн полагал, что историческая судьба Индии, которую завоевали моголы, с несомненностью свидетельствует о никчёмности учения Будды. С некоторой издёвкой он вопрошал: «И что теперь делать с 9700 свитками и 2058 томами “Корзины сутр”, в которых говорится о том, что можно стать Буддой в этом теле?[34] Можно ли стать буддой в этом теле, когда тебя лишили твоей страны?» (№ 142).
В то же самое время Нисикава Дзёкэн полагал, что для необразованного человека, т.е. для такого человека, которому неизвестен конфуцианский Путь, от буддизма может быть и польза. Этой пользе посвящён достаточно протяжённый для этого сочинения параграф (№ 36).
В его начале «некий человек» спрашивает «учёного мужа» (т.е. конфуцианца, в котором можно признать alter ego самого Нисикава) о том, существуют ли рай и ад[35]. И хотя тот уверен в обратном, он отвечает, что не стоит развенчивать этот предрассудок: «Горожане и люди помельче — чуть что, так сотворят что-нибудь подлое. В мире проживают люди и мудрые, да только не могут они каждого наставить в пути истинном. Народ можно побудить действовать, но научить его нельзя. Что уж говорить про последние времена, когда в людях столько алчности и гордыни! А потому следует поучать их в том, что после смерти попадёшь без ошибки в ад или рай».
Дальше «учёный муж» развивает свою мысль, прибегая к авторитету самого принца Сётоку-тайси, имя которого прочно ассоциировалось с началом буддийского закона в Японии: «Говоря о будущем, он устрашал и увещевал народ, помогая тем самым управлению Поднебесной и Пути [синтоистских] Богов… [о]н учил, что Закон Будды дан в помощь законам правителя. Закон правителя — это путь богов. Для тёмного горожанина и крестьянина будет пугающим предостережением знать, что после смерти беспомощная душа отправится в существующие или несуществующие ад и рай. Если народ будет пребывать в таком страхе, то и дела в Поднебесной будут идти ровно. Поэтому людей, которые веруют, что после смерти отправятся в ад или рай, желательно поддерживать в этом убеждении».
Таким образом, «учёный муж» говорит о том, что буддизм амидаистского толка полезен для государства. «Буддизм» не является для автора понятием, не расчленённым на отдельные школы. Говоря о пользе амидаизма, Нисикава не соглашается с приверженцами Дзэн-буддизма, составлявшего в течение длительного времени неотъемлемую часть государственной идеологии. Сеть дзэнских храмов, известная как «годзан» (буквально «пять гор»), считалась магическим оплотом власти в ту эпоху, которая во времена Нисикава воспринималась как упадок государственности (единый центр власти фактически отсутствовал). Как известно, дзэн не признаёт существования рая и ада, в качестве чаемого итога земного пути он выдвигает достижение «просветления» (сатори). Конфуцианская мысль была солидарна с убеждением о том, что рая и ада не существует, но в данном случае учение дзэн вызывает негодование «учёного мужа», поскольку он не видит в личном просветлении никакого проку для государства. «Что до нынешних монахов, то они наперебой проповедуют горожанам и простолюдинам какие-то там высокие истины, болтают о каком-то там просветлении-сатори, утверждают, что для мёртвых никакого рая не предусмотрено, а потому нынешние тёмные женщины и дети полагают, что никакого ада нет, и верящего в рай встретить затруднительно. Разве соотносится это с заветами Сётоку-тайси, который назначил учение Будды в помощь правителям?»
Итак, вера в рай и ад может быть полезной для государства. Но эта вера прельстительна лишь для «тёмных» людей, которым неизвестны основы конфуцианского Пути — они его всё равно не боятся, ад им не нужен — и без него они не станут поступать дурно. Говорят этим людям про рай, а они вовсе не хотят отправляться в это благодатное место. Бесполезно рассказывать таким людям и про ад, и про небесный дворец (одно из обозначений рая.—
«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».
В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.
Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.
Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.
В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.
В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.