Потребление - [4]
Вечером 27 декабря на Манежной площади в Москве что-то взорвалось. Жертв не было, но взрыв был сильный - от фасада торгового комплекса «Охотный ряд» оторвало металлические буквы, в окрестных зданиях дрожали, а где-то и были выбиты стекла, а грохот слышали даже в нескольких километрах от места взрыва.
Потом на Манежную приехали мэр Москвы Юрий Лужков, начальник ГУВД Владимир Пронин, другие высокопоставленные чины спецслужб и МЧС. Осмотрев место происшествия, гости заявили, что взорвалась связка петард - и все, больше никто ничего не говорил, только через пару дней Пронин сказал, что это были все-таки не петарды, а пластиковая бомба, которую кто-то взорвал из хулиганских побуждений, но страна уже встречала Новый год, и до слов генерала уже никому не было никакого дела.
Современный терроризм, как известно, - явление прежде всего медийное. Теракт ничего не стоит, если о нем не говорят по телевизору - и наоборот, если по телевизору говорят о каком-нибудь ужасе, сам ужас в реальности необязателен - достаточно картинки. С этой точки зрения в современной России терроризм побежден полностью. Вспомните, как мы боялись террористов лет пять назад. Что изменилось? Точнее, спрошу так: что важнее? То, что убит Басаев, или то, что в телевизоре один сплошной Петросян с Максимом Галкиным?
Олег Кашин
Лирика
***
Городские фантасмагории, иди и смотри. Памятник Долгорукому, что напротив мэрии на Тверской, пышно обрядили Дедом Морозом - и, оттененный белыми манжетами и белым же кантом на шапке, он превратился в конного негра.
***
В книжном магазине «Москва» отдел поэзии сослали в совсем уж сиротский закуток. Генеральные поэты эпохи, судя по ассортименту, - Игорь Губерман, Омар Хайям и Лариса Рубальская, которая «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала»; кажется, это называется «текстовик».
***
Москва похмельная. Вечером 1 января продавали пьяные батоны - исковерканные внутренним взрывом, соды, что ли, сыпанули от души. Порадовалась за пекарей: хорошо погуляли. На лотке встретились недоочищенный апельсин и яблоко с воткнутой пластмассовой вилочкой. Хотела обратить внимание продавщицы, но по лицу было видно, что всякое слово ей мучительно. Я молча купила лимоны, но она все-таки заговорила мне в спину. «Сдачи не надо», - сказала она.
В пункте мобильной связи плачу 500 рублей - и через два часа мне приходит 225 (двести двадцать пять) sms. Каждая сообщает о зачислении 2 (двух) рублей. Это экспансия. Мне страшно, я отключаю звонок, телефон лежит на столе и дрожит, словно конвульсирующая рыба.
На улице подошел мерцающий, как речная зыбь, милиционер, задумчиво спросил: «Вам участковый не нужен?» - «Кажется, нет», - неуверенно сказала я. - «Ну, как хотите», - бесстрастно ответил, глядя вдаль. На щеке его вместо отпечатка губной помады горел мазок перламутрового лака для ногтей.
А в почтовый ящик положили бенгальский огонь. Мы попробовали - горит.
***
«Иронию судьбы. Продолжение» ругают почти все - и заслуженно; показательна логика претензий. Не нравится антилиричность и антипсихологизм, «вписавшиеся в действительность» негодуют на убогий интерьер квартиры на улице Строителей - «сейчас люди так не живут!», многие возмущены хамским продактплейсментом, женщины же средних лет более всего оскорблены положительным образом пьяной скотины.
Лукашин- старший тоже не держал выпивку, но не настолько же -он протрезвел за два часа. Алкогольное мужское скотство ассоциируется исключительно с болью, унижением, семейной катастрофой - и никак не вписывается ни в пространство комического, ни в «любовь».
«Достало».
***
Объясняла дочери-подростку, чем был Александр Абдулов для меня в ее возрасте, в начале 80-х. В нашем лексиконе, разумеется, не было выражения «секс-символ», «плейбой», «мачо», но была извечная тоска по какому-то «идеалу романтической мужественности», и Абдулов с лету - и на долгие годы - занял вакансию.
Она слушала меня с большим удивлением, пытаясь совместить характеристику с тем лицом, которое видела в последние годы. Я спросила о нынешних символах - сказала, что все вообще-то индивидуально, но безусловно красивым у ровесниц считается Брэд Питт. «Этот курносый парубок?» По-моему, происходит оскорбительная демаскулинизация девичьей мечты.
***
- Пластическую операцию сделала, нос подрезала - и думает, что ей все можно!
Заявление Хиллари Клитон об отсутствии души у президента России сильно разгневало мою соседку.
- А не вы ли сами, по поводу и без…
- Мне можно, от меня муж не гулял, на весь мир не позорился. Мне можно. А ей - нельзя.
***
Массовые отравления в детских садах и школах потребовали оргвыводов - и вот уже в блогах с возмущением пишут о новом меню для детских садов (якобы учрежденном Минздравом): полуфабрикаты, замороженные пирожки, растворимые каши. И требуют свежих продуктов.
Выбор, конечно, между плохим и ужасным, но гранулированное молоко лучше прокисшего, растворимая каша невкусна, но безопасна. Все как-то «чище». Потому что рынок продовольствия готов обеспечить всем, кроме свежести. Пресловутый «фреш» стал идеей фикс: вся потребительская подозрительность ушла в ноздри, на рынках не столько смотрят, сколько нюхают. Недавно услышала удивительный комплимент одному магазину: «Представляешь, там даже на ночь не отключают холодильные камеры!»
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Эта книга — о жизни, творчестве — и чудотворстве — одного из крупнейших русских поэтов XX пека Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем. Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека.
Сборник эссе, интервью, выступлений, писем и бесед с литераторами одного из самых читаемых современных американских писателей. Каждая книга Филипа Рота (1933-2018) в его долгой – с 1959 по 2010 год – писательской карьере не оставляла равнодушными ни читателей, ни критиков и почти неизменно отмечалась литературными наградами. В 2012 году Филип Рот отошел от сочинительства. В 2017 году он выпустил собственноручно составленный сборник публицистики, написанной за полвека с лишним – с I960 по 2014 год. Книга стала последним прижизненным изданием автора, его творческим завещанием и итогом размышлений о литературе и литературном труде.
Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.
К сожалению не всем членам декабристоведческого сообщества удается достойно переходить из административного рабства в царство научной свободы. Вступая в полемику, люди подобные О.В. Эдельман ведут себя, как римские рабы в дни сатурналий (праздник, во время которого рабам было «все дозволено»). Подменяя критику идей площадной бранью, научные холопы отождествляют борьбу «по гамбургскому счету» с боями без правил.