Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней] - [15]

. Гетман призвал казаков поддаться государю “единого с нами благочестия греческого закона, единого исповедания”¹⁰. Рада поддержала его: “Волим под царя восточного православного!”¹¹

Так родился союз православных стран. Но если в Западной и Центральной Европе религиозные войны в общем завершились вместе с Тридцатилетней войной в 1648 году, этот конфликт между католиками и православными Восточной Европы только набирал ход. При этом уже во время Переяславской рады русские и украинцы разошлись во мнениях о важных пунктах соглашения – о взаимных обязательствах монарха и его новых подданных. Случилась заминка, когда царский посланник отказался произносить клятву за царя, чтобы подтвердить условия союза, но недоразумение быстро разрешилось, так как Богдан Хмельницкий не желал подвергать союз опасности. Различия в задачах двух участников и несходство политических культур (казаки привыкли к тому, что польские сановники присягали от имени короля его подданным и тот не отказывался выполнять условия такого соглашения) отошли на задний план в общей риторике православного братства.

Образ Третьего Рима, вошедший в официальную идеологию России с возвышения московской митрополии до патриархата, оказался достаточно гибок, чтобы воспринять значительные перемены в русском взгляде на свою родину и на внешний мир в первой половине XVII века. В основе его лежала вера в царя как единственного православного властителя, оставшегося после падения Византии. Тот же мотив помогал воображать Россию как остров истинной веры в море заблуждений, как писал монах Филофей в начале XVI века, либо утверждать особое значение – даже первенство – русской церкви над всеми православными церквами. Ученый монах Арсений Суханов заявил в 1650 году свите иерусалимского патриарха: “В Царьграде был благочестивый царь, единый под солнцем… А ныне вместо того царя на Москве государь царь благочестивый, единый царь благочестивый во всей подсолнечной”¹². Более широкому кругу читателей о ведущей роли России в православном мире напомнила Кормчая книга 1653 года (собрание церковных и светских норм), куда поместили речь константинопольского патриарха Иеремии – с упоминанием Третьего Рима – при учреждении в Москве патриархии.

К середине XVII века Россия преодолела последствия Смуты. Она вернулась на международную арену с новой убежденностью в своей особой миссии в православном мире. “Реабилитация” православных белорусов и украинцев как настоящих православных, достойных того, чтобы ради них вступить в войну с Речью Посполитой, знаменовала перелом во внешней политике страны. Таким образом, держава не отставала от требований времени, эпохи религиозных войн и конфессионализации внешней политики, вызванных протестантской Реформацией и католическими реформами. Третий Рим сменил оборонительную стратегию на наступательную.

Глава 3 Имперская нация

8 января 1654 года, когда в Переяславе посланец царя Василий Бутурлин принял присягу гетмана Богдана Хмельницкого и казачьих старшин, был сделан важнейший шаг к тому, что имперские историки назовут “воссоединением Руси”, а советские – “воссоединением Украины с Россией”. Но это событие, впоследствии вошедшее в школьные учебники как “воссоединение”, сопровождалось подписанием документа, в котором подчеркивались не сходства, а, напротив, различия двух стран, претендовавших на имя Русь. В тот же день Хмельницкий отправил Алексею Михайловичу письмо, в котором титуловал царя самодержцем не “всея Руси”, как было тогда принято, а “всея Великия и Малыя Русии”¹. Видимо, Бутурлин одобрил такое новшество – довольно скоро царь и в собственных грамотах стал использовать оборот “Великия и Малыя России”[10].

Эти парные названия появились в первой половине XIV века, когда вследствие монгольского нашествия митрополия всея Руси была разделена и в украинском городе Галиче была учреждена митрополичья кафедра Малой Руси. Существовала она недолго, но в конце XVI века обозначения Великой и Малой России вновь возродились, главным образом благодаря ближневосточным иерархам, которые колесили по русским землям Польско-Литовского государства и заезжали к царю за милостыней. В новых обстоятельствах под Малой Русью понимались православные территории, управляемые из Киева, а Великой Русью были владения московского царя. Малой Русью именовали паству киевского митрополита, Великой Русью – московского. Ко времени Переяславского соглашения религиозная терминология перешла в политическую сферу.

В 1655 году в царский титул добавили “Белую Россию”. Такая перемена говорила об отходе от чисто церковной традиции и отражала новую военно-политическую обстановку в регионе. Малой Россией теперь называли уже не всю Киевскую митрополию, как раньше, а только Украину – или “польскую Русь”. Казаки контролировали эти земли либо претендовали на них. На них же распространялись пожалованные царем гетману особые права и вольности. Белорусские земли таких привилегий не получили, так как их жители населяли территории Великого княжества Литовского, которое было частью Речи Посполитой. Благодаря успешной военной кампании 1654–1655 годов белорусские земли стали владением московского царя, но особых прав их жители не приобрели. Даже общая вера не помогла белорусам получить такие права: приходы Белой России подчинили непосредственно московскому патриарху, украинские же оставались под управлением киевского митрополита. Тем не менее Никона стали титуловать патриархом “всея Великия, и Малыя, и Белыя России”.