Постышев - [8]

— Опыта нет, — посетовал заведующий горсобесом. — Может быть, в Москве, Ленинграде есть уже такой опыт?

— Вы не в Москву, а в Краснозаводский район поезжайте. Там научат, подскажут. На паровозостроительном после собрания подошел один товарищ и говорит: «Хорошую цитату вы привели, товарищ Постышев, из Ленина. Только посмотрите, что у нас в учреждениях делается». Аппарат нужно освежать… Попросите парторганизации заводских районов помочь вам. А мы вас через месяц заслушаем на окружкоме. Потом у паровозостроителей отчитаетесь.

Из записок Барвинца

1927 год, февраль

Выдался тихий час Мы занимались в ленинской комнате.

Вошел Агид. «Не даст заниматься», — шепнул мне Твердохлеб.

Так и случилось.

— Опять товарищ Постышев выступил сегодня. На Тиняковке. Трибун! — иронически произнес Агид.

— Не мешай заниматься, — сердито сказал Твердохлеб.

— Извиняюсь. Ты оскорблен, Ваня, что я так сказал о лидере? — задиристо произнес Агид.

— Шел бы ты, Наум, в свою комнату. Видишь, люди занимаются, — сказал кто-то.

— Не могу сдержаться… Прочел это сообщение и должен высказаться, — с накалом произнес Агид. — На бирже безработных растет хвост. Цены поднимаются А секретарь окружкома все произносит радужные речи.

— Як бы тильки секретарь окружкома, — поддакнул Опришко, — а то бери выше — секретарь ЦК! Ему не на митингах нужно выступать, а делом треба заниматься. На селе черт знает шо робиться! Дядьки бигут из села. Слышал, як урки поют:

Раньше были мужики-хлиборобчики,

А теперь по вагонам, як воробчики

А Постышев в неделю если не два, то три раза выступает.

— Авторитет зарабатывает, — прокомментировал насмешливо Агид.

— Болтун ты, Наум! — не выдержал Твердохлеб. — Вредный болтун! Постышеву нечего славу зарабатывать. Он с ней сдружился на Владимирке, в Иркутске, под Волочаевкой. Ты пойми, что в нем профессиональный революционер живет. Он должен с людьми встречаться. Ты видел, как он на заводах беседует с людьми?

— В окружкоме целый корпус агитаторов и пропагандистов, — сказал Агид. — Секретарь ЦК должен заниматься всей Украиной.

— Когда наступают, командарм отправляется на главное направление, — спокойно заметил Колокольцев. — Харьков — это ударный корпус партийной организации Украины… Ты Постышева невзлюбил после того, как он твою демагогическую статью о сельских кооперативах безработных раскритиковал на партийном собрании паровозостроителей.

— История рассудит, — многозначительно произнес Агид.

— Вышвырнет политиканов на помойку, — рассмеялся Колокольцев — История — женщина домовитая и чистоплотная, грязи не любит.

— Ты скажи, — сказал вдруг Опришко, — шо ж оно таке? Партизаны булы из украинцев, командармы — украинцы, на заводе — украинцы. Серед них нема тих, кого секретарем окружкома можно избрать. Постышева прислали.

— Чубарь — украинец, Затонский, Скрыпник, Сухомлин — украинцы, — стал перечислять Слепухов.

— Все руководители должны быть украинцы, — упрямо произнес Опришко — На всех главных постах!

— А остальным билеты — и езжайте в свои республики! — рассмеялся Колокольцев. — «Геть с Украины!» Так?

— Могут жить и работать. Серед наших людей свои Постышевы найдутся, — ответил Опришко. — Может, и бильш талановиты.

— Им не нужно будет завоевывать популярность, — поддержал его Агид. — Их знают.

Сегодня получил первое самостоятельное задание — сделать заметку о бирже труда. Черт знает, о чем писать?! На бирже тридцать тысяч безработных. Кто эти безработные, трудно сразу разобраться. Одни в отрепьях, обросшие, исхудалые, другие — хорошо одетые люди, бодро настроенные. Дети каких-то «кустарей», дельцов, владельцев домов. «Что же не напишете о них». — «Писали — толку нет», — говорят безработные. «Взятки к правде все дороги отрезали, — сказал какой-то пожилой рабочий — Нужно опять идти в батраки. На пособие не проживешь с семьей». Стоило только мне войти на двор биржи, как окружили: «С требованием на работу?» Узнали, что нет, и сразу отпрянули.

Я написал обо всем. Секретарь редакции посмотрел и написал на заметке: «Для мемуаров».

— Нужно показать, как люди получают работу. Не сразу, но получают. А вы все дегтем вымазали. Прямо бунтовать осталось. Вам трудно будет работать в печати, Барвинец.

— Это верно, пока будут в ней такие чиновники, как вы, — сказал я. — Лгать я не могу.

Я впервые слушал выступление Постышева на собрании пайщиков кооперации. У него интересная манера говорить. Каждое слово он укладывает, как каменщик кирпичи, тот, подержав на весу, мастерком проверив, хорошо ли, до звонкости обожжен кирпич, плотно пригоняет один к другому. Он говорит просто и образно. Но ни одного слова из-под штампа газетного листа. Он отделяет фразу от фразы паузами, словно ждет, чтобы все уложилось в сознании. Но вдруг накаляется сам, сдержанно волнуясь, начинает говорить о своих раздумьях.

4

Постыщев встал из-за стола, подошел к окну. Харьков плыл в буранную ночь домами.

Февраль заканчивался такими бурными метелями и снегопадами, каких не видели на Украине с памятного тысяча девятьсот семнадцатого года, когда даже небольшие речушки затопили все окрест. Казалось, природа вторила тем политическим буранам, что разыгрались в жизни страны.