Поступки во имя любви - [90]
– Я зашел, чтобы отдать подарок. Для Руби.
Энн проигнорировала коробку, развернулась и направилась к лестнице.
– Мег в доме, – бросила она, не оборачиваясь. У нее дрожали ноги, когда она поднималась наверх, ладонь, касавшаяся перил, стала влажной.
Не прошло и пяти минут, как Том вышел из дома и уехал. Энн наблюдала за ним из-за занавески в спальне Мег. Потом она спустилась вниз и вернулась в игровую комнату.
Дети уселись в кружок на полу по-турецки и играли в «передай посылку». Яркая коробка перемещалась из одной пары рук в другую. Мег опустилась на колени возле DVD-плеера, игравшего какую-то веселую мелодию, которую Энн не узнала.
– Мне так жаль, – обратилась она к золовке. – Я понятия не имела, что он зайдет. – Мег указала на что-то голубое, сложенное на столе. – Том принес платье, которое я на Руби точно не надену.
Платье. Он никогда бы не купил его сам. Медсестра выбирает за него подарки, как раньше это делала Энн.
– В холодильнике есть вино, – сказала Мег.
Энн покачала головой:
– Нет, спасибо.
– Ты ничего не съела за все время. Ты наверняка проголодалась. Почему бы нам не…
– Нет, – повторила Энн. – Я поужинаю, когда…
– Мам, – раздался громкий голос Руби, – выключи музыку.
– Сейчас.
Мег нажала на кнопку «пауза» и, к счастью, не стала продолжать разговор о том, насколько голодна Энн. Она действительно проголодалась. За ленчем она не наелась, а от запаха колбасок у нее потекли слюнки, но ужинать полагалось в семь. Все ингредиенты лежат в холодильнике, и она поест в семь часов.
Энн смотрела, как маленькая девочка срывает бумагу с посылки, и думала о том, как хорошо выглядит ее муж. Она бросила быстрый взгляд на Мег. Та была занята игрой с детьми. Вот она хлопнула в ладоши, когда девочка в красной с зеленым юбочке сорвала следующую обертку с посылки, чтобы дети не задерживали посылку слишком долго, когда она окажется у них в руках.
Что бы было, если бы она призналась Мег, что больше не может есть шоколадные шарики «Мальтизерс»? Каким стало бы выражение ее лица, если бы Энн сказала:
«Когда я режу буханку хлеба на куски, я пользуюсь сантиметром, чтобы они получились совершенно одинаковыми. Я все взвешиваю. Я все делю на семь.
Теперь я пью только воду. Я перешла было на ультрапастеризованное молоко, потому что литр держится неделю. Но мне пришлось от него отказаться, потому что я не перевариваю его вкус. А это значит, что я отказалась и от чая, потому что я терпеть не могу чай без молока. Я покупаю печенье, которое мне не слишком нравится, только потому, что оно продается в упаковке по семь штук. И в последнее время я начала каждый кусок пережевывать по семь раз».
Энн понимала, как странно это звучит. Это уже навязчивость. Вот только проблема заключалась в том, что она ничего не могла с этим поделать.
Суббота
Вторую неделю подряд Мег не видела в бассейне Зарека. Он появится в следующую субботу или через субботу. Разумеется, это не имеет никакого значения. Ни малейшего.
И все-таки Мег почувствовала разочарование.
– Детский сад? – На ее лице отразилось сомнение, она наморщила лоб.
– Мальчику пойдет на пользу, если он будет общаться с другими детьми, – сказал Майкл, поскольку считал, что необходимо все объяснить. – Там будет много книг, кубики, мозаика и другие игрушки.
Кармел медленно кивнула, покусывая ноготь на указательном пальце. Майклу не терпелось поскорее уговорить ее, как это бывало, когда Вэлери была ребенком.
– Всего три утра в неделю, – продолжал он, – со среды по пятницу.
Ну почему у него такое чувство, что он обязан добиться ее согласия? Пойдет мальчик в сад или не пойдет, его не касается, ему все равно. Просто это было бы разумно. Ну почему она этого не видит?
– Ммм, – ответила она, отгрызая зубами кутикулу.
– Пожалуйста, прекрати, – резко сказал Майкл, и Кармел немедленно вытащила палец изо рта. – Они держат для него место. Он может начать на следующей неделе.
Для него это не имело значения, ему вообще все равно. Тогда почему у него такого ощущение, будто он ее трясет?
– Что ты думаешь? – спросил он, стараясь не показывать своего нетерпения. – Ты рада?
– Это чересчур много, – быстро сказала девушка. – Я не смогу с вами расплатиться. И… – ее голос прервался, рука снова оказалась у рта. Потом она увидела, что он на нее смотрит.
– И что?
– Вы даже еще не знаете.
– Чего я не знаю? – но Майкл понимал, о чем она говорит.
– Правду ли я вам сказала, – ответила Кармел и покраснела. – Об Этане. Ну что он отец…
– Ты хочешь мне сказать, что это не так? – спокойно спросил Майкл.
И вдруг, к собственному изумлению, он понял, что не хочет услышать от нее, что она действительно все придумала.
Кармел решительно покачала головой:
– Нет, ничего такого я не говорю. Я сказала вам правду. Но вы же еще не знаете, что это правда. Так почему вы так много для нас делаете?
В самом деле, почему? Этот вопрос Майкл задавал себе множество раз, но почему-то его рассердило, что она об этом спрашивает. Он встал, подошел к окну кухни и остался стоять там, глядя в сад.
– Барри в этом нуждается, – наконец сказал он, стоя к ней спиной. – Ему нужно быть среди детей, пора начинать учиться. Он не сможет этого сделать, если будет целыми днями только с тобой или станет просиживать в зоомагазине, составляя мне компанию.
Наши жизни выписаны рукой других людей. Некоторым посвящены целые главы. А чье-то присутствие можно вместить всего в пару строк – случайный попутчик, почтальон, продавец из булочной, – но и они порой способны повилять на нашу судьбу. Хелен и Сара встретились на мосту, когда одна из них была полна желания жить, другая же – мечтала забыться. Их разделяли десяток лет, разное воспитание и характеры, но они все же стали подругами, невидимыми друзьями по переписке, бережно хранящими сокровенные тайны друг друга. Но что для Хелен и Сары на самом деле значит искренность? И до какой степени можно довериться чужому человеку, не боясь, что однажды тебя настигнет горькое разочарование?
Трагическая, ничем не оправданная гибель Финна Дарлинга стала своеобразной точкой отсчета для трех главных женщин его жизни — жены, матери и приемной дочери. Как ни странно, связующим звеном в этом трио оказалась семнадцатилетняя Уна, пережившая за свою недолгую жизнь достаточно, чтобы, несмотря на горести, идти вперед с высоко поднятой головой. Мо, Уне и Дафнии предстоит непростой год, но даже в самых тяжелых обстоятельствах можно отыскать луч надежды. То, ради чего стоит жить и творить добрые дела.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
Рассказы повествуют о жизни рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Герои болгарского писателя восстают против всяческой лжи и несправедливости, ратуют за нравственную чистоту и прочность устоев социалистического общества.
Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.
Кира живет одна, в небольшом южном городе, и спокойная жизнь, в которой — регулярные звонки взрослой дочери, забота о двух котах, и главное — неспешные ежедневные одинокие прогулки, совершенно ее устраивает. Но именно плавное течение новой жизни, с ее неторопливой свободой, которая позволяет Кире пристальнее вглядываться в окружающее, замечая все больше мелких подробностей, вдруг начинает менять все вокруг, возвращая и материализуя давным-давно забытое прошлое. Вернее, один его ужасный период, страшные вещи, что случились с маленькой Кирой в ее шестнадцать лет.