Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [199]
Кроме того, помимо объективных бюрократических препон, эффективному сдерживанию деструктивных для интеграции режимов также препятствует наличие реальных противоположных интересов: (1) «грязная партийная солидарность», характерная как для правых, так и для левых; (2) коалиционные интересы внутри ЕС; (3) стремление к минимизации конфликтов в целях защиты экономических интересов в критикуемых странах [♦ 7.4.5]; и (4) более масштабные геополитические соображения[1040]. Так, исходя из своих геополитических соображений, Евросоюз не может позволить российскому цивилизационному блоку распространиться до Лейты, то есть до западной границы Венгрии. Политическая элита Западной Европы, отказавшись от своей первоначальной миссии и романтической мечты, связанной с разрушением Берлинской стены, теперь все чаще смотрит на отстающую часть Восточной Европы не столько как на культурного партнера, сколько как на зону экономического влияния. Таким образом, место солидарности с Восточной Европой и политики, направленной на ее сближение с наиболее развитыми странами, может занять политика простого умиротворения. Вместо дорогостоящей консолидации демократии в этой буферной зоне Евросоюз ограничится требующим минимальных затрат умиротворением патрональных режимов.
Наконец, в свете нашего обсуждения стоит вернуться к теории Левицкого и Вэя о западных связях и рычагах влияния. Используя наши термины, можно резюмировать аргументы этих двух исследователей следующим образом: международные сообщества, союзы и интеграции естественным образом способствуют гомогенизации режимов как посредством усилий их стержневых государств (рычаги влияния), так и благодаря большому числу экономических, межправительственных, технократических, социальных, информационных и гражданских партнерств (связи)[1041]. Как отмечают авторы, «ЕС и Соединенные Штаты были фактически „единственным ориентиром“» для стран Восточной Европы, что «усилило уязвимость этих стран перед демократизирующим давлением Запада»[1042]. Они спорят с критиками, которые скептически относятся к влиянию ЕС на функционирование восточноевропейских стран, и утверждают, что «[с точки зрения] укрепления ключевых элементов демократии ‹…› условия для вступления в ЕС оказались чрезвычайно эффективны»[1043].
С одной стороны, распространенное возражение, которое обычно выдвигается в ответ на это утверждение, состоит в том, что, хотя эти условия ЕС имеют силу до того, как страна становится его частью, они перестают действовать после ее присоединения. Именно это и обозначает выражение «хулиганство новичков»: патрональные правящие элиты очень стараются заполучить место у кормушки Евросоюза, то есть выполнить копенгагенские критерии вступления, чтобы получить доступ ко всем преимуществам общего рынка и ренту из структурных фондов и фондов сплочения ЕС [♦ 7.4.6.2]. Но как только они получают их в качестве членов, они без всякого стеснения игнорируют стандарты сообщества и продолжают работать в соответствии со своими патрональными методами, зная о медлительности реагирования ЕС, а также о том, что его возможное наказание направлено не на преступников, а страну в целом. На самом деле у ЕС есть все необходимое для того, чтобы противодействовать несистематическим нарушениям, которые противоречат общеевропейским ценностям, через процедуру примирения сторон, убеждение или судебные каналы, но у него нет инструментов для выравнивания системных расхождений с либеральной демократией. Это связано с тем, что в его основании лежит неявное допущение, что страны, которые были приняты в клуб, не будут своевольничать, а если и будут, то не слишком часто. И, действительно, официальные наблюдатели все еще склонны рассматривать системные отклонения как трудности переходного периода: существует стойкое представление о том, что раз государство – участник ЕС уже является членом западного цивилизационного блока, то оно уже не собьется с пути.
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена одному из влиятельнейших философских течений в XX в. — феноменологии. Автор не стремится изложить историю возникновения феноменологии и проследить ее дальнейшее развитие, но предпринимает попытку раскрыть суть феноменологического мышления. Как приложение впервые на русском языке публикуется лекционный курс основателя феноменологии Э. Гуссерля, читанный им в 1910 г. в Геттингене, а также рукописные материалы, связанные с подготовкой и переработкой данного цикла лекций. Для философов и всех интересующихся современным развитием философской мысли.
Логические трактаты Боэция - характернейший пример рафинированной схоластической логики и силлогистики раннего европейского средневековья. Авторитет Боэция как логика был в Средние века чрезвычайно велик: его имя называли вторым после Аристотеля.
Занятно и поучительно прослеживать причудливые пути формирования идей, особенно если последние тебе самому небезразличны. Обнаруживая, что “авантажные” идеи складываются из подхваченных фраз, из предвзятой критики и ответной запальчивости — чуть ли не из сцепления недоразумений, — приближаешься к правильному восприятию вещей. Подобный “генеалогический” опыт полезен еще и тем, что позволяет сообразовать собственную трактовку интересующего предмета с его пониманием, развитым первопроходцами и бытующим в кругу признанных специалистов.
Из предисловия:Необходимость в книге, в которой давалось бы систематическое изложение исторического материализма, давно назрела. Такая книга нужна студентам и преподавателям высших учебных заведении, а также многочисленным кадрам советской интеллигенции, самостоятельно изучающим основы марксистско-ленинской философской науки.Предлагаемая читателю книга, написанная авторским коллективом Института философии Академии наук СССР, представляет собой попытку дать более или менее полное изложение основ исторического материализма.
«Священное ремесло» – книга, составленная из текстов, написанных на протяжении 45 лет. Они посвящены великим мыслителям и поэтам XX столетия, таким как Вячеслав Иванов, Михаил Гершензон, Александр Блок, Семен Франк, Николай Бердяев, Яков Голосовкер, Мартин Хайдеггер и др. Они были отмечены разными призваниями и дарами, но встретившись в пространстве книги, они по воле автора сроднились между собой. Их родство – в секрете дарения себя в мысли, явно или неявно живущей в притяжении Бога. Философские портреты – не сумма литературоведческих экскурсов, но поиск богословия культуры в лицах.
Книга содержит собрание устных наставлений Раманы Махарши (1879–1950) – наиболее почитаемого просветленного Учителя адвайты XX века, – а также поясняющие материалы, взятые из разных источников. Наряду с «Гуру вачака коваи» это собрание устных наставлений – наиболее глубокое и широкое изложение учения Раманы Махарши, записанное его учеником Муруганаром.Сам Муруганар публично признан Раманой Махарши как «упрочившийся в состоянии внутреннего Блаженства», поэтому его изложение без искажений передает суть и все тонкости наставлений великого Учителя.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.