Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [183]

7.3.4.5. Попытка разорвать режимную петлю: Грузия

Наконец, давайте рассмотрим специфическую траекторию Грузии (Схема 7.24). Как и Украина и Молдова, Грузия была республикой в составе Советского Союза до его распада в 1991 году. После обретения независимости страна пережила несостоятельность государства и гражданскую войну, которые сопровождались отсутствием закона и порядка, а также высоким уровнем уличной преступности и насилия. Чтобы стабилизировать положение в стране, местные полевые командиры Джаба Иоселиани и Тенгиз Китовани пригласили бывшего генерального секретаря партии и министра иностранных дел Советского Союза Эдуарда Шеварднадзе помочь подавить волнения и стать главой государства после военного переворота против действующего на тот момент президента Звиада Гамсахурдии. Формально Шеварднадзе был председателем парламента с 1992 года, а в 1995 году был избран президентом и тогда же начал создавать однопирамидальную сеть власти в качестве ее верховного патрона. Хейл отмечает, что уже будучи председателем, Шеварднадзе начал «процесс преобразования своей формальной власти в неформальную. Стремясь победить на следующих выборах, он создал партию, Союз граждан Грузии, которая могла бы служить институциональным механизмом для продвижения его коалиции ‹…›. Делая акцент на своей лидирующей роли, он также пригрозил уйти в отставку, что побудило парламент (который опасался возможного хаоса) предоставить ему дополнительные формальные полномочия и даже на какое-то время приостановить свою деятельность. ‹…› Шеварднадзе искал других могущественных союзников и убеждал каждого из них оказывать поддержку его режиму [, включая] региональный аппарат Аслана Абашидзе в Аджарской автономной республике [и] Министерство внутренних дел Кахи Таргамадзе с его теневой коммерческой деятельностью»[923]. По словам Мижеи, при Шеварднадзе на государственных должностях «работали, как и в большинстве стран СНГ, люди, близкие к Шеварднадзе, включая членов его семьи, которые приобретали монопольные экономические права, в том числе на торговлю нефтью и газом»[924].

Схема 7.24: Смоделированная траектория Грузии (1964–2019)

Однако Шеварднадзе совершил лишь автократический прорыв, не добившись автократической консолидации, то есть во время его правления гражданское общество оставалось очень активным, а СМИ, предприниматели и граждане обладали достаточной автономией. Это создало возможности для первой постсоветской цветной революции, «Революции роз» 2003 года, ход которой мы описывали в Главе 4 [♦ 4.4.2.3]. Хотя после революции патронализм никуда не исчез, новое правительство Михаила Саакашвили предприняло уникальную попытку антипатрональной трансформации. Разумеется, он не избавился от патронализма на сто процентов, поскольку его поддерживали такие крупные олигархи, как Бидзина Иванишвили. Но после «Революции роз» «Саакашвили совместил ‹…› подлинную и отважную борьбу с коррупцией и организованной преступностью с либертарианским стремлением снизить сферу охвата и возможности государственного аппарата»[925]. Очевидно, управляемая идеологией программа Саакашвили оказалась антипатрональной, потому что она ослабила систему власти-собственности за счет устранения компонента власти[926]. Понимая, что власть автоматически пронизана собственностью, а неформальные сети имеют тенденцию захватывать государственные институты, Саакашвили «провел масштабную отмену государственного регулирования, которую не оценили западные партнеры, поскольку им не хватало понимания контекста этих реформ. В 2005–2006 годах Саакашвили предпринял два заметных шага, а именно ликвидировал службу по контролю за качеством продуктов питания и администрацию безопасности дорожного движения, которые вовсе не заботились о безопасности автомобилей и пищевых продуктов, а были просто рассадниками коррупции. ‹…› Первое впечатление от ликвидации этих не работающих паразитических институтов, а также других учреждений было шоковым, и эти меры часто рассматривались международными партнерами как „чрезмерные“ и даже „противоречащие здравому смыслу“. По сути, именно этот радикализм был движущим фактором реформ, которые вызвали реальные, а не только косметические перемены»[927]. Кроме того, «власти безжалостно относились к преступности и коррупции. Приговоры были суровыми, а количество заключенных росло. Все эти меры были критически важны для разрушения тех условий, в которых криминальное государство могло бы сохраняться вечно. Они давали понять, что в государстве проводится политика полной нетерпимости по отношению к преступности и коррупции»[928]. Помимо этого, реформы позволили снизить коррупцию и протекцию для корешей на свободном рынке [♦ 5.3.2.2], особенно при взаимодействии с государственной бюрократией, системой образования и здравоохранения, с правоохранительными органами и судебной системой[929].

В то же время антипатрональная трансформация, которая не состоялась в полной мере, поскольку Иванишвили все еще сохранял влияние в государстве, не сопровождалась демократической трансформацией, что привело к последующему