Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [172]

Хотя Качиньский при поддержке «Права и справедливости» предпринял в 2015 году попытку установления автократии[836], недостаточная легитимность государственного вмешательства в экономику, а также отсутствие крупных олигархов и полигархов объясняют, почему откат Польши от демократии привел не к патрональному режиму, а к консервативной автократии. Получив большинство голосов в парламенте (51 %, что не предполагает эффективной монополии на власть), Качиньский начал проводить политику, руководствуясь принципом реализации идеологии. Для него концентрация власти идет рука об руку с установлением гегемонии «христианско-националистической» системы ценностей [♦ 3.5.3.2]. Получается, что либеральная система ценностей, базирующаяся на автономии индивида, воспринимается как враждебная, поскольку нация ставит интересы польского народа выше индивидуальных. В экономике об этом свидетельствует то, что в качестве основных инструментов для развития страны вместо прямых иностранных инвестиций предпочтение отдается централизованному регулированию и государственным инвестициям, что сопровождается экономической ксенофобией и «ползучей ренационализацией»[837]. Однако посткоммунистического перераспределения собственности не проводилось [♦ 5.5.3], и никакого нового слоя собственников не было сформировано. Не существует никаких олигархов ближнего круга Качиньского или тех, кто пополнял бы их ряды через предоставление им защиты [♦ 5.5.4]. Фактическое принятие решений также остается в рамках формальных институтов, причем Качиньский занимает место на вершине пирамиды власти как председатель партии «Право и справедливость». Странность правления Качиньского заключается в том, что он предпочитает роль простого депутата, а не премьер-министра[838], но действует по-прежнему в рамках формальной институциональной структуры партии и не ведет деятельности, выходящей за рамки его формальных полномочий, такой как личное обогащение [♦ 3.3.8]. Лояльные члены пирамиды власти награждаются не богатством, а должностями, а экономика, согласно идеологии Качиньского, не подвергается неформальной патронализации, и лишь в некоторых сферах государство расширило свою собственность.

Шансы на то, что попытки установления в Польше консервативной автократии потерпят поражение, велики даже при существующей демократической институциональной структуре. Такую ситуацию обеспечивают эффективные защитные механизмы, а именно: пропорциональная избирательная система, предотвращение чрезмерной концентрации власти через конституцию[839] и сильное гражданское общество. Последнее включает в себя общественные традиции сопротивления власти, построенное на этих традициях гражданское движение, существование умеренных правых и либеральных партий, составляющих основную долю оппозиционных сил, вытеснение партии «Право и справедливость» в крайне правый сектор политического спектра, политическое разнообразие со стороны муниципальных властей и устойчивые медиаплатформы, обеспечивающие свободу слова. В то же время развитию патронально-автократических тенденций препятствует сам характер правящей партии, ее состав, принципы и программа, а также традиции и современность польских правых. В своей нынешней форме «Право и справедливость» не может идти по третичной нисходящей траектории в пространстве треугольника, потому что для этого отсутствуют многие факторы и компоненты[840].

7.3.3.3. Откат к патрональной демократии: Чехия

Чехия – это еще одна страна, где в ходе относительно долгого периода либеральной демократии не предпринималось попыток смены конфигурации (Схема 7.18). После так называемой бархатной революции 1989 года Чехия (тогда Чехословакия) оказалась в числе стран с наименьшим патрональным наследием в регионе[841], что в сочетании с парламентским устройством[842]привело к установлению динамичного, но стабильного демократического режима. О его стабильности свидетельствуют рейтинги Freedom House[843] и индексы V-Dem[844], тогда как динамичность проявляется в частой смене правительства, к числу которых относится почти полное обновление партийной системы в 2010 году[845]. Это правда, что партии обвинялись в оторванности от народа[846] и тесных связях с экономической элитой[847], а исследователи Хэнли и Вачудова описывают так называемых региональных крестных отцов, олигархов и лидеров «более мелких коррумпированных бизнес-групп, которые путем получившего широкую огласку захвата региональных отделений ключевых чешских партий, обрели в середине 2000-х годов все более возрастающее политическое влияние. [Предполагается], что они будут отстаивать [свои] интересы ‹…›, используя услуги лоббистов и юристов в сфере защиты активов, или путем финансирования неправительственных организаций (НПО), политиков или партий»[848]. С нашей точки зрения, такая деятельность в основном подпадает под определение лоббирования и протекции для корешей, и при этом не содержит признаков коррупции сверху вниз [♦ 5.3][849]. Другими словами, правящая элита как таковая в большинстве своем не руководствовалась принципами интересов элит