Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 - [29]
Следует отметить, что особенности, которые Хантингтон приписывал западной цивилизации, предполагают уважение к автономии определенных социальных групп, а также плюрализм структур в отличие от всемогущей власти одного сеньора. На этом фоне «Россия вовсе не подверглась или слабо подверглась влиянию основных исторических феноменов, присущих западной цивилизации», при этом большинство отличительных черт западного христианства «практически полностью отсутствуют в историческом опыте России»[127]. Это означает, что отсутствовали именно те культурные черты, которые были краеугольным камнем разделения сфер социального действия в западно-христианской цивилизации. Попытки модернизации и осуществления цивилизационного сдвига, такие как реформы Петра Великого на рубеже XVII–XVIII веков, в конечном счете привели только к укреплению центральной власти, то есть задали России диаметрально противоположное направление от того, в котором необходимо было двигаться для разделения сфер социального действия по западному образцу[128].
Неразделенность сфер социального действия при феодализме, а также различную степень разделения сфер в разных цивилизациях хорошо иллюстрирует Сюч, сравнивая феодальные отношения в западно-христианском и православном исторических регионах. Как он пишет, характерной чертой западного феодализма было «сохранение человеческого достоинства даже в условиях подчинения. За пределами Европы в целом и в том числе в русских княжествах „служилый человек“ должен был кланяться до земли, целовать руку своего господина или даже падать наземь и целовать край его одежды. В западном церемониале homagium (принесения феодальной присяги) вассал должен был опуститься на одно колено с поднятой головой и затем обменяться рукопожатием со своим господином[129]. Новые отношения окончательно скреплялись взаимным поцелуем. Эпоха, выражавшая все в подчеркнуто демонстративных символах и эффектных жестах, не могла найти лучшего способа отражения основной модели тех отношений, которые стремились любыми путями отразить этот символизм на практике. ‹…› Это касается и моральных аспектов проблемы. „Честь“ индивидуума была основным элементом ценности древних, а „верность“ подчиненных – важнейшей в любом обществе, основанном на зависимости, хотя морфологически эти два феномена исключали друг друга: honor („честь“) рыцаря и fidelitas („верность“) вассала органически соединились только в западном феодализме. Европа унаследовала понятие человеческого достоинства как одну из составляющих политических отношений не прямо от античности, а от феодализма и, разумеется, сохранила это понятие там, где человеческое достоинство продолжало присутствовать – в проходившем на Западе органическом процессе изменения форм»[130] (выделено нами. – Б. М., Б. М.).
1.4. Тезис C. Коммунистические диктатуры остановили и «повернули вспять» процесс разделения сфер
1.4.1. Базовая структура неразделенных сфер социального действия при коммунистической диктатуре
Докоммунистическая эпоха закончилась установлением коммунистической диктатуры в России после Октябрьской революции 1917 года, а также в Китае и государствах-сателлитах СССР после Второй мировой войны[131]. Мы используем понятие «советская империя» для обозначения Советского Союза вместе с его государствами-сателлитами, которые входили в три исторических региона, описанные выше. Тезис C теории жестких структур касается разделения сфер социального действия в разных цивилизациях при коммунизме.
Тезис C.При коммунизме страны, принадлежащие разным цивилизациям, были накрыты «политическим колпаком» диктатуры. С одной стороны, это остановило их социальное развитие. С другой стороны, коммунистический режим создал особый ряд взаимосвязанных феноменов, повлекших за собой слияние сфер социального действия и акцентировавших отсутствие данного разделения, которое существовало ранее. В то время как в разных цивилизациях могли развиваться разные виды коммунизма, однопартийная система и монополия государственной собственности вызывали схожие социальные явления и в некоторой степени гомогенизировали процессы в рассматриваемых странах.
Хейл называет коммунистический захват власти в России «неудавшейся антипатрональной революцией», где риторика разгрома господствующего царского режима завершилась тем, что новые элиты в итоге стали прибегать к патрональным практикам, воспроизводя их уже в новых формах[132]. Но это лишь часть правды. В действительности коммунистические режимы обновили все основные структуры докоммунистического периода, поскольку сам коммунизм, со всей присущей его установлению жестокостью, подразумевал полное слияние сфер социального действия. Упразднив частную собственность, частную сферу и автономные сообщества, тоталитарный коммунизм фактически объединил три сферы, которые укрепили первопричину базовых структур, а также описанные выше структуры общества и управления.
Тем не менее важно отметить, что навязанное коммунизмом слияние сфер отличалось от ранее существовавшего рудиментарного или полностью отсутствующего разделения сфер социального действия. Коммунизм, несомненно, прокладывал новый путь, посредством которого отсутствие разделения сфер, связанное с цивилизационными особенностями и традиционным укладом народов докоммунистического периода, было навязано сверху через государственное принуждение, чтобы создать общества, воплощающие утопические проекты коммунистических идеологов. Поэтому
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.
Книга выдающегося польского логика и философа Яна Лукасевича (1878-1956), опубликованная в 1910 г., уже к концу XX века привлекла к себе настолько большое внимание, что ее начали переводить на многие европейские языки. Теперь пришла очередь русского издания. В этой книге впервые в мире подвергнут обстоятельной критике принцип противоречия, защищаемый Аристотелем в «Метафизике». В данное издание включены четыре статьи Лукасевича и среди них новый перевод знаменитой статьи «О детерминизме». Книга также снабжена биографией Яна Лукасевича и вступительной статьей, показывающей мучительную внутреннюю борьбу Лукасевича в связи с предлагаемой им революцией в логике.
М.Н. Эпштейн – известный филолог и философ, профессор теории культуры (университет Эмори, США). Эта книга – итог его многолетней междисциплинарной работы, в том числе как руководителя Центра гуманитарных инноваций (Даремский университет, Великобритания). Задача книги – наметить выход из кризиса гуманитарных наук, преодолеть их изоляцию в современном обществе, интегрировать в духовное и научно-техническое развитие человечества. В книге рассматриваются пути гуманитарного изобретательства, научного воображения, творческих инноваций.
Книга – дополненное и переработанное издание «Эстетической эпистемологии», опубликованной в 2015 году издательством Palmarium Academic Publishing (Saarbrücken) и Издательским домом «Академия» (Москва). В работе анализируются подходы к построению эстетической теории познания, проблематика соотношения эстетического и познавательного отношения к миру, рассматривается нестираемая данность эстетического в жизни познания, раскрывается, как эстетическое свойство познающего разума проявляется в кибернетике сознания и искусственного интеллекта.
Автор книги профессор Георг Менде – один из видных философов Германской Демократической Республики. «Путь Карла Маркса от революционного демократа к коммунисту» – исследование первого периода идейного развития К. Маркса (1837 – 1844 гг.).Г. Менде в своем небольшом, но ценном труде широко анализирует многие документы, раскрывающие становление К. Маркса как коммуниста, теоретика и вождя революционно-освободительного движения пролетариата.
Книга будет интересна всем, кто неравнодушен к мнению больших учёных о ценности Знания, о путях его расширения и качествах, необходимых первопроходцам науки. Но в первую очередь она адресована старшей школе для обучения искусству мышления на конкретных примерах. Эти примеры представляют собой адаптированные фрагменты из трудов, писем, дневниковых записей, публицистических статей учёных-классиков и учёных нашего времени, подобранные тематически. Прилагаются Словарь и иллюстрированный Указатель имён, с краткими сведениями о характерном в деятельности и личности всех упоминаемых учёных.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.