Посох в цвету - [11]

А в мире чудом вдруг открывшихся гармоний

Божественных и музыкальных сов?

V. ИВОЛГА

В сады моей страны и хмурые дубровы

Ты солнце тропиков на перьях принесла;

И строгой красоты нарушила основы,

Вся – слиток золота, и уголь – два крыла.

И крик твой радостный волшебною валторной

Как вызов прозвенит, как дерзостная весть,

Что для любви моей медлительно-упорной

Есть солнце жаркое, и счастье тоже есть!

Когда по синеве пологими волнами

Ты мягко кинешься, твой золотистый след

Хочу я задержать широкими глазами,

В душе зарисовать отрадный силуэт.

В сады моей страны и строгие дубровы,

Вся – слиток золота, и уголь – два крыла,

Ты образ женщины любимой принесла,

С ноги заточника снимающей оковы.

VI. «Я пью мой долгий день, лазурный и прохладный…»

Эрнесту Кейхелю

Я пью мой долгий день, лазурный и прохладный,

Где каждый час – как дар и каждый миг – певуч;

И в сердце, трепеща, влетает рдяный луч,

Как птица райская из кущи виноградной.

Я пью мой синий день, как брагу хмелевую

Из чьих-то смуглых рук, склонивших древний жбан.

От утра до зари брожу, смятен и пьян,

И землю под ногой жалею и милую.

И тайно верится, что в струях этой влаги

Отныне и вовек душа не отцветет…

Но тише… Меж дерев – ты слышишь? – Бог идет.

И ветви, заалев, колышатся, как стяги.

VII. ФЕВРАЛЬ

Уж истощил февраль последние метели, –

Сегодня синева, и солнце, и капели;

И тронули сугроб предвешние лучи.

Иссиня-черные клювастые грачи

Над первой лужицей ступают осторожно.

Крыльцо уж высохло, и сельской деве можно,

Накинув на лицо лазоревый платок,

Без шубки выглянуть на солнечный припек

И поцелуй принять от берегов далеких;

Меж тем, как бережно два парня краснощеких

На долгих поводах проводят у крыльца

В попоне праздничной гнедого жеребца.

VIII. РАННИЙ СЕВ

Лишь воды вешние в оврагах отыграли

И озимь тронулась – прозеленели дали;

И, спячку долгую с трудом преодолев,

Тушканчик выбежал взглянуть на первый сев.

Из деревень, бренча, съезжают сохи к нивам;

Влекутся бороны, и сосункам пугливым

За кроткой матерью не спрятаться никак;

Спокойней стригуны: их юношеский шаг

Степенен и ленив, а морды, то и дело,

К телеге, где овес, склоняются несмело…

Вот пашня рыхлая. И каждый черный ком

Рассыплется в руках, едва его сожмем…

Соха налажена. Старик проводит лехи.

Севалку поднял сын – не видно ли прорехи;

И, осенив крестом широкий белый лоб,

Рядно отворотил и семена загреб.

IX. «В сизые волны речные юноши, сбросив одежды…»

В сизые волны речные юноши, сбросив одежды

И долгогривых коней метким прыжком оседлав,

Бойко вступают. Храпят боязливо добрые кони,

В брызгах и плесках зыбей мерно копыта взнося.

Там, где студеней бегут родников потаенные струи,

Прянули юноши вдруг, рядом с конями плывут;

Снова и снова взлетают на скользкие зыбкие спины,

С кликом победы лучам стройные кажут тела.

Этот, – могучий плечами, раскинувши смуглые руки,

Ржанью коней подражал, – тот, – горделивый нарцисс, –

Нежной рукой подбочась, заслушался песни далекой,

Рокота первой тоски зорких и ласковых дев.

X. «Любишь ржавых тростников…»

Любишь ржавых тростников

Полусонное шептанье?

Любишь утренних часов

Золотое одеянье?

Любишь дни, как валуны,

В синь реки бросать без счета?

Любишь степи? Табуны?

Ветер? Шмелей диких соты?..

Любишь – Бог тебя дарит!

Выбирай коня любого, –

Вихрем взвейся… Гул копыт

Сердцу слаще говорит,

Чем докучливое слово.

XI. ВЕЧЕР

Слышишь ли иволги голос влюбленный

В куще зеленой?

Видишь, как ласточки вьют хороводы

В синих просторах Пьянящей свободы?

Трав подрастающих шорох,

Шепоты в чаще цветочной,

Повисшей от неги…

Грохот порожней телеги,

Где, стоя, красотка несется;

За первой – вторая…

И парень смеется,

Скоком ее догоняя, –

Сельских ристаний

Нестройные клики!

Меж тем как багровый, великий

Расточитель желаний,

Могуч и безгрешен,

Трогает ложе земли, лиловой чалмой занавешен…

XII. ДЕНЬ ТУМАНА

Тихий день тумана струйно-белого

Над рекой, над бором и лугами, –

Передышка лета всепобедного,

Утомленного льстивыми хвалами.

Влажный сноп, оставленный, не вяжется,

Не свистит косы стальное жало.

В праздный день скорей усталость скажется;

И клубы из труб струятся вяло…

Дымка неги вьется над равнинами,

В грезах смерти поникают злаки;

Красный царь с очами соколиными

На охоте позабыл о браке.

Краток отдых лета перед родами

Над рекой, над бором и лугами, –

Сон царицы с синими глазами,

Утомленной хвалебными одами.

XIII. «Тревожен лепет темных верб…»

Тревожен лепет темных верб,

Вздыхает красная пшеница;

Заносит позлащенный серп,

Склонясь, божественная жница…

Час совершений и ущерб!

И колос жизнь предать готов

Янтарной горсти спелых зерен;

И лишь насмешливо упорен

То здесь, то там, — со всех концов, —

Немолчный бой перепелов.

XIV. КАЗАНСКАЯ. Сонет

И вот они – кануны сельской страды.

Под липняком толчется мошкара;

И, жарким солнцем залито, с утра

Цветет село, что маков алых гряды.

Владычице мы поклониться рады,

А колокол гудит: пора! пора!

Но смутен лик под ризой серебра

И красными миганьями лампады.

А вечером, при трепете зарниц,

Тревожны взлеты диких, вольных птиц

Над слабо плещущей, заросшей речкой;

И в полумрак малейшей между хат

Заглянешь Ты, – где, возлюбя, почтят

Смиренную копеечною свечкой.

XV. ДРОФЫ

Вы не верите нам… О, как знаете

Вы нас, — дрофы мудрые, сторожкие…