Посмертие. Второй шанс - [60]

Чужаки. Крылатые Убийцы, а точнее говоря, небольшая их часть — темнокожая и светловолосая. Эти самоуверенные и властные обладатели магии, вполне могли устроить нечто подобное. Если уж разрисованный под скелет ведьмак племени любителей человеческой плоти мог наносить удары на расстоянии, то способности остроухих одарённых, наверняка, куда разнообразней. Молнии и огонь упоминали в своих рассказах о чужаках Огра и Лангак. А раз так, то сейчас там впереди Крылатые Убийцы совершают то, ради чего, собственно говоря, они и прилетают сюда на протяжении веков.

Огромный белый хищник сорвался с места. Вот о чём твердила его интуиция. Враг обнаружил один из отрядов людей и сейчас занимался его уничтожением. А ведь это, судя по всему, ещё территория его, Грефа, племени. Он ведь мог… А собственно говоря, что он мог сделать? Обойти вражеский лагерь ночью и предупредить людей о надвигающейся опасности. Так откуда ему было знать, в какую сторону двинуться чужаки? Обогнать врага он тоже не в состоянии. Его скорости едва хватает на то, чтобы не потерять противника окончательно. Помчись он впереди, то, скорее всего, пришлось бы попросту разделить судьбу несчастных. Нет, пока он не готов умирать. Сейчас нужно наблюдать, чтобы выяснить слабые стороны Крылатых Убийц. Не может быть такого, чтобы у остроухих чужаков не было недостатков.

Но все эти логические умозаключения не могли успокоить злость, которая проснулась в душе. Душа жаждала мести. Грефу мучительно хотелось добраться до глотки одного из тех золотоволосых магов, разорвать её, и наблюдать, как с потоком крови угасает в глазах врага жизнь.

По мере приближения оборотня к месту событий, интенсивность взрывов и ударов молний уменьшалась, а звуки усиливались. Вскоре уши уловили знакомый писк–скрежет и странный свист — будто что на очень высокой скорости рассекало воздух. Кроме того стали слышны крики боли. Люди даже не кричали, а вопили и выли от нестерпимой боли.

Неожиданно слева раздался крик, потом прозвучал голос крылатой твари одного из чужаков. Кричала женщина, и она словно предупреждала кого‑то или желая отвлечь внимание. Греф изменил направление своего движения, одновременно сменяя облик. В несколько прыжков он взлетел на вершину небольшого холма, и там увидел врага. На той стороне холма деревья росли относительно, что позволяло частично разглядеть неспешно летящую почти над самими вершинами тварь и восседающего на ней наездника. Остроухий натянул лук, и через несколько мгновений внизу раздались крики: детский и женский. Первый был коротким — скорее всего, предсмертным, а второй был полон отчаянья.

От нахлынувшей злобы Греф даже не понял, как оказался почти на вершине одного из местных лесных великанов. Крылатое создание совершало поворот и оказалось почти рядом. И оно, и её хозяин успели заметить метнувшуюся к ним из листвы белую тень, но изменить уже ничего не успели. Стрела черкнула оборотня по намокшему меху, даже не оцарапав кожи. Шея животного изогнулась, огромные ноздри расширились, с оглушительным свистом выпуская струю гнилостно–зелёного пара. Но Греф успел ухватиться двумя своими когтистыми лапами за провисший ремень упряжи, и словно груз маятника качнулся дальше. Под его весом упряжь натянулась, растягивая к земле ноздри крылатого создания, заставляя его изменять направление полёта. Тварь резко накренилась вправо и вниз. Её крыло напоролось на ветки дерева. С треском лопнула и разорвалась в нескольких направлениях кожаная мембрана. Длинная кость зацепилась верхушку ствола, окончательно лишая летуна возможности подняться в небо. Инерция провернула животное вокруг дерева и бросила вниз. С треском ломались ветки и кости, в воздух взметнулась туча оборванной листвы и струи ядовитого пара. Потом последовал глухой удар о землю, и всё затихло. Только растревоженные лесные птицы что есть мочи выражали своё неудовольствие.

Грефу повезло. Пролетев над вершиной дерева, он сообразил отпустить ремень, и его забросило в крону одного из лесных великанов чуть в стороне от места падения одного из чужаков. Словно обезьяна, оборотень совершил несколько прыжков с ветки на ветку, гася скорость падения. На земле он оказался почти одновременно с противником, но в отличие от последнего отделался только несколькими ушибами, царапинами и клочьями выдранной шерсти. Обширный ствол защитил его и от последней ядовитой струи, выброшенной обречённой тварью. Глядя на последствия этого удара, Греф понял, что крылатый монстр выдыхал под большим давлением какую‑то кислоту. Она буквально на глазах разъедала листву, ветки и кору дерева. Живое существо, попав под такой выстрел, было обречено умереть в страшных мучениях или остаться изуродованным калекой.

В два прыжка оборотень оказался рядом с вздрагивающей тушей. Судьба крылатого монстра была ясна с первого взгляда — с такой неестественно вывороченной в паре–тройке мест шеей даже эта тварь жить не могла. Сейчас она уже корчилась в последних конвульсиях агонии. Грефа больше интересовала участь её наездника.

Остроухому повезло. Повезло в том смысле, что умер он почти мгновенно — во время падения его буквально вырвало из седла и со всей дури приложило грудью о ствол дерева. Скорее всего, на землю упал уже бездыханный труп — крови возле тела остроухого оказалось относительно немного. «Наверное, умер от повреждений внутренних органов. Сердце такого удара точно не должно было выдержать», — подумал Греф, глядя на светлокожее лицо, покрытое ссадинами и пятнами крови.