Последняя тайна Варяжской Руси. Мифы и правда о русской цивилизации - [39]

В одном из боев меня, что называется, «вынесли». Это произошло случайно, просто так получилось. Глубокий нокаут с продолжительной потерей сознания. И до того случая и после у меня случались нокауты, но не такие. Я хорошо помню все, что со мной происходило, но как психолог не могу найти этому объяснения.

Любая потеря сознания предусматривает приостановку мыслеобразующей деятельности. Ну как же! «Любой когнитивный процесс или акт следует различать с содержанием сознания…» Это – классика, господа!

Но мое «я» существовало! «Я» как самооценка, как оператор некоторых рефлекторных связей, в понимании соответствия времени и места. Целостный мир, правильные образы объектов, но при этом сознание находилось… вне тела. Я воспринимал мир лишь в зрительных образах и звуках. Анализ и обработка зрительной информации осуществлялись на высоте примерно 2 метров четко над лежащим собственным телом. Формы предметов были немного искажены (подвержены зрительной иллюзии) и оказались бесцветными. Нарушение цветового зрения я запомнил очень хорошо.

А вот анализ и обработка звука являли поистине волшебство: во-первых, я слышал то, что говорят в других комнатах; во-вторых, я мог слышать одновременно в одной тональности (нарушение пространственной перспективы звучания) голоса́ вблизи стоящих и удаленных людей. Четко понимал их речь. То есть, несмотря на мое состояние, с обработкой сложных семантических сигналов у меня было все в порядке. Более того, я мог переносить анализатор слуха по своей воле куда угодно! Расстояние не имело значения. Я слышал, что в этот момент говорил Касьянов в другой комнате, за стеной. Слышал так, будто находился рядом с ним. Уже потом, отвечая друзьям-скептикам на предположение, что все это мне почудилось, я воспроизводил слова Касьянова, которые знать не мог. А еще я видел все действия тех, кто пытался меня реанимировать. Но видел их со стороны. Как такое объяснить?

Меня учили тому, что психическая функция связана исключительно с деятельностью нервной системы человека, и я не могу по-другому понять и объяснить ее природу.

Возвращение в «жизнь» было мучительным. Это не назовешь болью, но пережить подобные ощущения вновь я бы не хотел. Если одним словом определить, что такое «телесное сознание» в сравнении с «периферическим», скажу так: «Тяжесть». Вот, собственно говоря, и все.

Я сам был свидетелем того, что рядом работает еще один канал моего «сознания», который не связан с деятельностью нервной системы. Таким образом, лично для меня трансформация сознания в пространстве стала абсолютной реальностью. Жаль только, что эти выводы нельзя подтвердить научно и экспериментально. Я никогда не был сторонником Станислава Грофа и потому не рассматриваю мысль о холотропной «экспериментальности» подобных явлений. Понимаю, что для большинства такие рассказы выглядят чистейшей выдумкой, но мне наплевать на этот скептицизм, потому что я это пережил, это мой собственный эмпирический материал на пути познания. Гносеологический феномен.

Вспомнились слова немецкого философа Вильгельма Виндельбанда: «Наше предназначение выходит за пределы мира нашего познания… Сама жизнь познания обусловливается этическим стремлением к сверхчувственному миру… Это Кант и назвал первостепенством практического разума над теоретическим».

Много думая потом об этом эффекте, я предполагал, что при определенных обстоятельствах сознанием человека можно управлять периферически. Вводя перципиента (субъекта восприятия) в состояние глубокого транса и вынося функции его анализаторов в пространство. У меня-то получилось! Если такое допустимо делать в пространстве, возможно, допустимо и во времени?

Ответ на этот вопрос был впереди. И это произошло примерно через три года.

Думаю, вы ожидаете рассказ, как однажды, изменяя «настройки» сознания, я оказался в варяжской ладье рядом с Вещим Олегом… Нет, увы, ничем таким моя память не отметилась. А красивая получилась бы история для этой книги!

Опуская все подробности, сообщу, что перенесенный тогда «рабочий» нокаут имел кое-какие последствия. И вполне возможно, что его последствием стала галлюцинация во время приступа головной боли. Она впервые связала меня с варяжской темой. Впервые и на всю оставшуюся жизнь. Это случилось летом 1985 года на даче друга. Мы возводили кровлю его дома, а потом… мне нужно было всего полчаса, чтобы полежать где-нибудь в тишине и сумраке. Та галлюцинация имела транскрипционное значение. Она несла символический код, с помощью которого я узнал судьбу варяжского князя Селибура. Я узнал и «свое» имя. В память о нем живет немецкая деревушка Sehlendorf на берегу моря. Всего в одном пределе от варяжского города Старигарда. Это его жители считали удовольствием драться с датчанами в рукопашном бою. Даже если эти датчане были йомскими викингами…

В 1985 еще не было интернета, не было даже персональных компьютеров. И уж тем более столь специфические сведения о деталях судьбы опального вагрийского князя нельзя было почерпнуть из литературы. То есть я не мог вспомнить что-то из прочитанного таким причудливым способом, как галлюцинация.