Последняя тайна Варяжской Руси. Мифы и правда о русской цивилизации - [24]
Вообще же зависимость от удачи – признак житейской или профессиональной безграмотности и неподготовленности к жизни. Вот потому я никогда никому не желаю удачи. Я желаю успеха. А успех и есть яркий результат этой подготовки. Другое дело, что не всякие обстоятельства можно предусмотреть и обойти стороной. Тут уж нужна помощь свыше.
Но наша первая ночевка на датском берегу была успешной. Чтобы не потерять воду при отливе, командор поставил суда далеко от берега; на рассвете мы потратили час, снимаясь с якорей и подходя форштевнем в самый песок с таким продолжительным, саднящим звуком из-под днища, что у всех, кто стоял рядом, прошла нервная дрожь. Лодки подошли в песок для того, чтобы проще было поднять на борт зашитые тюки с оружием, кольчугами и всякими прочими железа́ми.
Конечно, не обошлось без накладок, и кому-то теперь предстояло сушить и натирать железо. А это значило, что несколько пар рук не сразу возьмутся за весла и мы будем вынуждены в море ждать запаздывающую лодку. Здесь терять суда командор не имел права.
У всякого железа есть одна противная особенность: вблизи моря оно ржавеет практически мгновенно. Потому содержат его в наглухо зашитых мешках из мягких и просаленных шкур и без особой надобности не достают. На ночь эти мешки скидывают на берег поближе к спящим. А потом их приходится поднимать на борт.
Оружие к походу готовят еще до воды: его натирают бурым рыбьим жиром. Ужасно вонючим и непригодным для внутреннего употребления. Этот рыбий жир ценится очень высоко, потому что его изготовление обходится довольно дорого. Добывают его из трески, сразу, едва рыбу берут из моря. Такова технология. И рыба тут желательна определенных размера и жирности.
Когда начинается дождь, на лодке первым делом спасают железо, потом – хлеб и другие припасы, потом, насколько получится, сберегают одежду. О себе думают в последнюю очередь.
У каждого на лодке есть свое место, и еще до выхода в море ты должен закрепить мешки так, чтобы их не таскало по ногам при всякой волне.
Обычно без дела по лодке никто не шлындрает – за это можно получить взбучку от ветряжного, даже когда лодка идет под парусом, – ну разве что только по крайней нужде, когда подходит твоя очередь к отхожему ведру.
А еще здесь действуют правила, за несоблюдение которых иногда приходится расплачиваться оторванными пальцами или купанием в холоднющей воде. Звучат они так: «Не твое – не трогай!», или «Не умеешь – не лезь!», или «Не знаешь – не говори». И другие подобные. Не ведаю, кто их придумал, но существуют они по делу. Я сам видел, как один юнец получил вантовым канатом по зубам, когда ветер взял парус.
А в другой раз кормчий утверждал, что дымчатые облака на горизонте сходятся к дождю, но оказалось, что к шторму. А мы отошли далеко от берега, чтобы идти полным ветром, и не успели вернуться. В результате двух человек на волне скинуло за борт. Вот так. Правила создаются не случайно.
И потому, когда сидишь на своей лавке у своего весла и меховина греет тебе спину, понимаешь, как в этой тесноте хорошо, спокойно и уютно. Потому что рядом, всего в шаге, затаилась какая-нибудь напасть, но, пока ты сидишь на своей лавке, она голову не поднимает.
Здесь у меня все под рукой: вот весло, а вот – уключина. Кстати, об уключине. Олег возьмет дань с Византии: по 12 гривен на уключину. То есть каждому гребцу столько причитается. Это произойдет через 45 лет после тех событий, которые мы хотим ощутить. Почти полвека! Странная, однако, цифра в договоре. Почему не 10 и не 15? Сильная у Вещего намечается бухгалтерия. Две гривны к десяти – это что, подоходный налог? А «чистыми» выходит десятка?
На самом деле варяг всегда платит из своего «дохода» одну меру за место на лодке ее владельцу и еще одну меру – кормчему «на весло». Чтобы лучше брал ветер и заставлял меньше грести. Остальное – себе. Такое же правило существовало и у викингов. Договор Олега с Царьградом это только подтверждает. Косвенно, конечно.
Чтобы правильно дышать и не бороться с усталостью, мы поем свои песни – давории. Кто-то называет их «клики». Так и говорят: «Ну что, заведем клик?» «Давай!» – ему отвечают. И он скликает. А все стараются попадать веслом в ритм. А потом и сами отвечают кликом. Клики обычно длинные. Я знаю клик, где есть больше ста повторов. И это еще не самая длинная песня.
Иногда лежишь возле притухшего костра, когда уже совсем сморило, все вдоволь наговорились, и вдруг с моря идет отдаленный клик. Мерный, как шум волны. Ты поднимаешь голову и смотришь, а корабля нет, и только дальняя песня его гребцов тревожит ночной покой усталого моря.
Вставать спозаранку всегда труднее всего. Начинаешь замерзать и хочется извернуться таким кренделем, что колени уже оказываются у самого носа, и ты готов задвинуть их еще дальше.
