Последняя любовь - [63]

Такова была моя драма, спрятанная в глубине души, чтобы ни один жалобный звук не коснулся уха постороннего. Да и сама я не хотела прислушиваться к этим болезненным внутренним стонам. Я гнала, подавляла в себе мысли об Альфреде, а разъедавшему мой мозг страшному признанию: «Я не люблю его!» — приказывала молчать. Долго боялась я посмотреть правде в глаза, но в конце концов эта владычица благородных и горячих сердец неотвратимо предстала передо мной и принесла ответ на те вопросы, которые я тщетно задавала себе и брату несколько месяцев тому назад.

Однажды вечером я писала Генрику:

«Дорогой брат, время решило загадку, которую ты не хотел решать. Иероглифы моей судьбы прочтены: я несчастлива, хотя вышла замуж по любви и Альфред любил меня, а может, любит до сих пор, и он отнюдь не злодей. И все же я несчастна, потому что полюбила его лишь за красивую внешность, а он — мое тело, потому что моя спящая детская душа приняла мечты за действительность, а когда проснулась, не нашла рядом сестринской, близкой души».

В ответе от брата были между прочим такие слова:

«Регина, время сказало тебе правду. Горе тем, кто полюбил только внешние формы, а потом начинает искать душу и не находит ее под красивой внешней оболочкой.

Мужайся, сестра, и трудись не покладая рук!»

Время шло. Дни, словно капли, стекали в безбрежный океан прошлого. И как сказал поэт: «Часы рождались, как сироты, без надежды и умирали без сожаления».

Растаял снег, золотые солнечные лучи прогнали серую мглу. Земля пробуждалась к новой жизни, и наконец наступил день, когда, выглянув в окно, я опять увидела свежую зелень, голубое небо, солнце, потоками лучей заливающее цветы, словом, все было так, как год назад. Год! Как страшно звучит это короткое слово для тех, для кого он равен вечности! Ведь одни и те же слова для всех звучат по-разному. «Год! Ведь это один миг», — скажет кто-то. Все это так, однако за этот короткий миг человек успевает родиться и умереть, улыбка надежды превратиться в слезы отчаяния, беззаботное дитя побледнеть и склонить долу чело. Поэтому спорить о значении слов нельзя! Что для одного — ничто, для другого — все, для одного — жизнь, для другого — смерть, одному — минута, другому — вечность.

Когда я оглянулась на прошедший год, отделявший меня от, казалось бы, такого близкого, но, увы, далекого девичества, то с удивлением спросила себя: «Неужели это я? Та самая мечтательница, восторженно глядевшая на мир, будто он многоцветный мыльный пузырь? Та, что создала себе кумир и полюбила его? И спешила вступить в жизнь, будто на радостный пир? Неужели это была я? Женщина с побледневшим от одиноких раздумий лицом, с угасшей верой в счастье, с похороненной в груди первой любовью?»

Разочарованная, потерявшая надежду, ищу я утешения в книгах — мертвых, холодных, как утомленный жизнью, измученный, пресыщенный человек. Неужели я была той молоденькой девушкой, красивой и богатой, которой все предвещало счастье? Но где же он, мой избранник, который должен был стать моим разумным другом, милым и добрым товарищем? Его нет! Он умер? Нет, он жив, но он совсем не такой, каким я его себе представляла. Я пробудилась от сна обновленная, сильная и увидела рядом с собою красивую оболочку, услышала фальшивую ноту, которая ранит сердце, поняла значение страшного слова — ничтожество!

Вид свежей, цветущей яркими красками весенней природы лишал меня сил спокойно и трезво посмотреть в лицо несчастью и вступить в борьбу с мыслями, теснящимися в моей голове.

— Какая мука! — воскликнула я и с пылающим лицом выбежала из дому, вскочила на горячую вороную лошадку и поскакала вдоль озера в луга. Ветер развевал мои волосы, а я бросилась в его объятия, словно стремилась умчаться вместе с ним далеко, далеко, на край света, прочь от своей судьбы, мыслей и отчаяния! Как молния мчала меня Стрелка по зеленому лугу, вдоль озера прямо к тихой усадьбе, на которую я столько раз глядела с тоской из тенистой чащи сада.

Вид белого домика, притулившегося в зарослях кустов и деревьев и глядящего маленькими, но ясными окнами на долину, озеро и стройную башенку моего замка, немного успокоил меня. Я перевела Стрелку на шаг, подняла глаза к серебристым облакам и почувствовала на глазах слезы облегчения.

Медленно ехала я вперед, время от времени посматривая на усадьбу, и вдруг на тропинке, вьющейся по лугу, увидела двух людей. Издали я разглядела лишь светлое платье женщины и рослую фигуру мужчины. Не отдавая себе отчета, зачем я это делаю, я направила лошадь к тропинке, по которой они шли. Мы медленно двигались навстречу друг другу — и в конце концов сошлись. И тогда я увидела перед собой молодую, скромно, со вкусом одетую женщину, которая опиралась на руку молодого загорелого мужчины. Я окинула их взглядом, и меня поразили огромные сапфировые глаза женщины, с симпатией устремленные на меня. Никогда до этого я не видела этих людей, даже имен их не знала, но то ли по наитию, по возникшей мгновенно симпатии, то ли движимая иным побуждением, я вежливо поклонилась. Они ответили на мой поклон, и, когда мы разминулись, я услышала, как звонкий женский голос сказал: «Какая красавица!» Я горько усмехнулась. Да, красавица, ну и что? И в задумчивости медленно ехала дальше, пока не увидела перед собой низкие деревянные ворота, а за ними поросший травой двор, посреди которого стоял дом, увитый плющом. Я спохватилась, что поступила бестактно, подъехав к воротам незнакомого дома. Это было не принято, и тем более неуместно и невежливо со стороны владелицы замка по отношению к небогатым обитателям скромной усадьбы. Я хотела тотчас же повернуть Стрелку и ускакать, но открывшаяся передо мной картина приковала меня к месту. Как здесь было тихо, спокойно, какой веяло отрадой! Стены дома розовели в лучах заходящего солнца; белые цветы черемухи разливали сильный, приятный аромат; легкий ветерок доносил из березовой рощи мычание скота и голоса пастухов. Неописуемая тоска и умиление охватили меня при виде этого скромного существования, которое я никогда не наблюдала так близко. От окон, позолоченных солнцем, от плюща, обвивающего стены, от розовых цветов, рассыпанных по траве, веяло покоем, поэзией, жизнью, которая протекала в любви и трудах.